Хорошее заведение Мануфактур-коллегия! Очень для такого рода приключений подходящее. Дивно, что его начальство само до сей комбинации не додумалось. Непременно этим русским нужен человек, который расшевелит, ткнет носом, растолкует выгоду. Бротар вспомнил свой долгий разговор с вице-президентом Мануфактур-коллегии Сукиным и невольно усмехнулся – вот ведь бестолковый трус…
Бротар похвалил себя за ловкость: кто его знает, что задумал этот господин Поль. Может, при покупке сведений у кого-то из российских чиновников в уплату пойдет новость о фальшивых ассигнациях. Им надолго разбираться станет! Лишь бы не прозвучали настоящие имена.
– Не нужна ли вам помощь? – спросил господин Поль в ожидании ужина.
– Нет, я сам управлюсь с полотенцем, – ответил Бротар.
– Я имею в виду – помощь по части вашей затеи. Вы ездили в Виан с Больвейресом, я знаю, и что тамошние фабриканты?
– Посмотрели на ассигнации и сказали, что раньше бумагу такого сорта не производили. Но ежели я дам им рецепт – изготовят. И стали расспрашивать. А откуда я знаю, что за дрянь кидают в чаны в Красном Селе, чтобы вышла бумага именно этой плотности и этого оттенка? Ведь до сих пор, как ни бьются, не могут сделать бумагу безупречно белого цвета, такого, чтобы у всех был одинаков.
– Да вы уж стали знатоком.
– Но мне, как вы понимаете, не бумага нужна, а формы со знаками. Больвейрес два часа пропадал, я ждал в трактире. Потом возвращается – все деньги, говорит, пришлось отдать за одно-единственное имя. Возле Саардама есть деревня Зандик, а там – вообразите, в деревне! – живет некий Генрих Каак, который отменно делает формы. Так что мы едем в Сардам. Может, договоримся, а нет – буду продолжать поиски.
Вошла служанка, молча накрыла стол белоснежной скатертью, положила салфетки, вышла.
– Мой кирпич! – крикнул ей вслед Бротар.
– Я могу прислать человека с хорошим экипажем, – сказал господин Поль. – По крайней мере, ноги ваши будут в теп ле. Но запомните, господин аббат, если вы попытаетесь как-то предупредить своего Нечаева или кого-то еще – это для вас плохо кончится.
И тут Бротар едва не ахнул вслух.
Он совсем забыл, что вскоре в Амстердаме появится Сергей Пушкин. Может статься он даже получил наконец паспорт и во весь конский мах мчится из Риги в Голландию.
Тихо, сказал себе Бротар, тихо, прежде всего – вкусный ужин за счет «королевского секрета». Перевести дух, выпить хорошего вина. И потом уже, выпроводив проклятого агента, подумать – как сделать, чтобы он с Пушкиным не встретился. Умнее всего было бы, если бы чертов картежник так и остался в России. Но он приедет… он приедет, а название гостиницы ему уже известно… нужно съезжать во что бы то ни стало!..
– Довершите благодеяние, господин Поль, посоветуйте мне более подходящую гостиницу, чем «Семь мостов», – сказал Бротар. – Тут дует изо всех щелей и место чересчур бойкое. А я нездоров…
– Я найду вам хорошую комнату, – пообещал агент. – Это несложно. И пришлю вам доктора. Здешние ветры – не шутка. Я боюсь, как бы вам не заполучить грудную болезнь.
Этот человек говорил так искренне, как если бы о лучшем друге беспокоился. Бротар содрогнулся – надо ж настолько быть преданным своему подлому ремеслу!
Тем забавнее, сказал он себе, тем забавнее.
Он уже совсем опомнился, собрался с силами, и задача переиграть «королевский секрет» показалась ему даже привлекательной. О том, для чего старому королю целый воз фальшивых российских ассигнаций, он даже не задумался.
Глава 8
Андрей Федорович
– Князь Черкасский, – повторила Эрика. – Князь Черкасский…
Главное было – помнить это имя, помнить всегда, во сне и наяву. Князь Черкасский, поручик Преображенского полка, он там такой один, ни с кем не спутаешь. Фамилия двойная, но первая часть чересчур мудрена для курляндской глотки.
Этого человека она убьет.
Ночная дуэль, подлый удар в грудь, потом – долгое умирание. Разве такое прощают?
Добрый офицер-измайловец, Фридрих фон Герлах, оказалось, знавал дядюшку Карла Фридриха Августа фон Гаккельна. Где-то они вместе воевали, в какие-то походы ходили – Эрика не поняла, о чем речь. Но это выяснилось уже потом, когда фон Герлах отпоил Эрику мадерой, которую слегка разбавил колодезной водой. И правильно сделал – от хмельного напитка Эрика, весь день не евшая, немного отупела.
Сперва в голове звучало лишь одно слово: «опоздала». Потом пришли и другие.
Она просилась к телу Валентина – последний поцелуй в мертвые губы, в этом и враг бы не отказал! Фон Герлах объяснил – полк чуть ли не в полном составе уходил в Москву, товарищи хотели проститься с Валентином по всем правилам – не откладывать же похороны до их возвращения. Валентин был католик – при измайловцах кормился некий патер, его подняли спозаранку, он сделал все необходимое. Фон Герлах был лютеранин, как и родители Эрики, но на отпевание сходил, все было хотя и устроено поспешно, однако очень, очень достойно!