«Последний взгляд назад – и я уезжаю». Она не могла отказать в этом Соломону, и себе не могла отказать в этой последней слабости. И вот Билкис приостановилась, пока ее караван медленно тянулся по дороге, и оглянулась на золотой город царя Давида. Иерусалим сиял на вершине холма, безупречный, надежно защищенный своими массивными стенами. Храм и дворец сверкали солнечным огнем, как два маяка.
Царя она отсюда не видела. «Но он смотрит. Я знаю, что он смотрит. Он уйдет, лишь когда уляжется пыль, поднятая моим караваном».
На нее упала тень, и она подняла глаза, чтобы посмотреть, кто отвлек ее от прощания.
– Никаулис, – приветствовала она командира своей стражи.
Билкис удивилась, когда амазонка просительно склонила голову:
– О великая царица, если когда-нибудь я хорошо служила тебе, выслушай меня сейчас.
– Конечно, Никаулис. Говори.
– Освободи меня от моей клятвы, о царица.
Билкис уставилась на нее, не в силах найти слова для ответа.
– Почему? – только и спросила она.
– Потому что половина моего сердца остается здесь, а я могу служить только всем сердцем.
– Все или ничего. Понимаю.
Таков был путь Никаулис. Она не пыталась договориться с собой.
– Так значит, ты едешь к царскому главнокомандующему?
– Да, я еду к Венае.
– Подумай хорошенько, Никаулис. Израиль – холодная бесплодная земля. Его обычаи странны, а законы жестоки. – Она старалась говорить спокойно, чтобы не выдать своей зависти. – Сейчас Веная может клясться в чем угодно, чтобы заполучить тебя, но сдержит ли он эти клятвы, когда ты окажешься в его власти?
– Я буду подвластна себе, а не ему. И да, Веная сдержит свое слово.
– Ты так уверена в нем, что готова войти в эту клетку и закрыть за собой дверь к свободе?
– Никто не может отнять у меня свободу. Царица моя, Веная уже немолод. Я проведу с ним те годы, что ему остались. Если пожелает этого Матерь, я подарю ему сына, а он мне – дочь. А когда его не станет, мы уйдем из Иерусалима, я и моя дочь.
– Никаулис, почему ты так поступаешь? Потому что Веная попросил тебя?
– Потому что он не просил, – ответила амазонка. – Отпусти меня, царица моя.
«Она свободна идти туда, куда ее ведет сердце. Она может делать то, чего не может царица. Не наказывай ее за это».
Билкис молча протянула руку. Схватив царицу за руку, Никаулис поцеловала ее. Билкис коснулась щеки своей амазонки и улыбнулась:
– Пусть твой путь озаряет улыбка богини. Возвращайся к мужчине, которого любишь, и будь счастлива.
Кивнув, Никаулис повернула на дорогу, ведущую обратно к большим иерусалимским воротам. Билкис смотрела вслед своей деве-воительнице, а та уже преодолела почти половину пути к городу, и вот из ворот навстречу ей вышел мужчина, который мог быть только Венаей. Никаулис остановила лошадь и спешилась.
Билкис не увидела ни рукопожатия, ни жарких объятий. Веная и Никаулис просто бок о бок шли по дороге, пока не скрылись за воротами. Когда они пропали из виду, Билкис тронула поводья и Шамс поскакал дальше. Она не оглядывалась, пока не поднялась на вершину Елеонской горы. Миновав ее, она уже не разглядит дворец Соломона. Билкис остановила Шамса и обернулась. Но по ту сторону Кедронской долины она не смогла различить ничего – ничего, кроме города, горевшего золотом под жарким солнцем. Уже сейчас она оказалась слишком далеко, чтобы снова увидеть Соломона.
Она смотрела на сияющий город так долго, что теперь он представал перед ней, даже когда она закрывала глаза. Ослепленная светом, она повернула коня. Перед ней лежала дорога на юг, где ждала Сава. Сжав ногами бока Шамса, она начала свой долгий путь домой.
Он клялся, что не будет смотреть ей вслед, – и лгал. Стоя на самой высокой дворцовой крыше, в саду – убежище их любви, – он наблюдал, как царица остановилась на вершине Елеонской горы. Воздух дрожал от жары. Всадница вдалеке казалась видением, нереальным, словно мираж.
«Лишь один взгляд, царица моего сердца. Один последний взгляд».
А потом, между двумя ударами сердца, она исчезла. «Уехала навсегда. Я мог удержать ее здесь. Я должен был удержать ее. Так поступил бы великий царь».
Он упорно смотрел на опустевшую дорогу, но лишь поднявшаяся пыль выдавала, что здесь прошло много людей и лошадей. Скоро пыль уляжется, и тогда не останется ни единого следа от проезжавшей здесь царицы Юга.
«Мужчина удержал бы ее, удержал бы при себе навсегда любой ценой. Жаль, что я не смог хотя бы раз повести себя как мужчина, а не как царь».
Но он понимал, что этого ему не дано. Соломон Премудрый не мог позволить себе такой роскоши.
«Что сделал бы Давид Великий, окажись он на моем месте? Как поступил бы царь Давид, если бы пожелал царицу Савскую?» Несмотря на свою печаль, Соломон улыбнулся. Им, младшим и самым незначительным из сыновей, занималась царица, а не царь. Своего прославленного отца он видел лишь изредка. Внимание и любовь доставались старшим царевичам – Амнону, Авессалому, Адонии.