- О, цена очень приятная – ты должен жениться на моей дочери, - хитро прищурился Елисей.
- Это невозможно, - Кароль отодвинул от себя медный кубок, - у меня уже есть жена.
- Нет у тебя жены, есть полюбовница, которая на ее месте в родовом замке сидит. Видишь, нам все известно, - на лице Черного появилась противная ухмылка.
«Зарунский! Вот зачем он сюда приезжал! Шкура!»
- Она моя жена. Я дал ей слово, что мы обвенчаемся, и я его выполню, - Кароль попытался встать.
- Да ты сядь, не кипятись. Обсудим давай все, - подлетел Кучка, удерживая его за плечо.
- Нечего здесь обсуждать, - Каменецкий отстранил руку старейшины.
- Есть, есть о чем толковать, - продолжал увещевать Елисей. – Подумай, князь, народ твоей матери на коленях стоит, защитить некому. Уж не обидься, но ты, князь, полукровка, только это не беда, мой род тебе опорой станет, дочь моя наследника родит, ни у кого и сомнения не возникнет, что он незаконно место свое занимает.
- У меня уже есть жена, - упрямо повторил Кароль.
- О девке своей не тревожься, и она в накладе не останется. Пан Зарунский ей уже жениха подыскал, как его там? - Елисей сделал вид, что припоминает.
- Коломан, - подсказал Кучка.
- Он самый, ни абы-кто, а двоюродный брат короля, прощен Игнацем и выпущен из-под ареста, снова гетман Левобережной Ладии. У полюбоницы твоей и замок, и земли останутся, опять же и дочери пристроены. А у нас, если господарем не станешь, что вас ждет? Кто бы ни стал хозяином Ладии, тебе здесь не жить. Куда дальше побежишь? Вечным скитальцем желаешь стать и семью за собой таскать?
- Вот именно – семью, у меня уже есть семья. Разберусь, - все сладкие увещевания Черного разбивались об упрямство несговорчивого князя.
- Народ предаешь, брать не хочешь, что в руки само плывет! – грозно сверкнул глазами Елисей.
«То, что в руки протягивать станут, бери», - вспомнилось пророчество Иванки. «И она туда же?!»
- Нет, - Кароль резко отодвинул лавку, поднимаясь, и… почувствовал легкое кружение, комната стала расплываться. Из последних сил он вцепился руками в стол.
«Отравили. Прости София, видать ты снова вдова». Свет сменился темнотой, в которую внук Рыгора с размаху провалился.
Кароль зажмурился от яркого солнечного света, назойливо бьющего прямо в лицо. Сморщив нос, он перевернулся на бок и уткнулся в большие женские груди. Они смотрели на него насыщенно-розовыми сосками, поверх этого богатства лежала массивная золотая цепь с ядовито-зелеными изумрудами, золото и камни сверкали на солнце, и от этого цепь казалась змеей, скользящей по оголенной груди.
- Проснулся, милый? Как спалось? – пропела обладательница роскошных персей.
- Какого черта? – Кароль принялся дико крутить головой.
Он находился в бревенчатой комнате с широкими окнами, очевидно, светлице, такие лады для бабского рукоделия делали на вершине своих теремов. Одежда Каменецкого вместе с палашом и сапогами была свалена в кучу на узкой лавочке, сам он абсолютно обнаженный лежал на мягком ложе рядом с Олеськой Черной, которая, бесстыже выставляясь перед чужим мужчиной, водила пальчиком по плечу Кароля, хитро заглядывая в удивленные глаза.
- Ох, и напугал ты меня вчера, - деланно вздохнула она. - Подкрался сзади, схватил, рот зажал рукой да в горницу поволок, обесчестил в отцовском доме, всю одежу изорвал, охальник.
- Врешь, сучка, - раздраженно бросил Кароль, уже понимая, что произошло на самом деле, и как он вляпался.
- Ничего я не вру, - надула губки Олеська. – С чего мне врать, себя позорить?
Каменецкий, глядя женщине в глаза, пальцем обвел самый большой изумруд.
- Цепь наперед взяла или уже телом расплатилась, а, стыдливая вдова?
- Да как ты смеешь?! – женщина занесла руку ударить наглеца, но не решилась, по бархатным щечкам расплывался яркий румянец. – Это мне батюшка купил.
- А знаешь, что Рыгорка прокаженный? – Кароль внимательно следил за красивым лицом.
- Врешь, - прошептала Олеська, нездоровый румянец теперь алел на меловом лице.
«Да она ему отдавалась!»
- А вот интересно, ты и с стариканом Крушиной полеживаешь, а то вдруг он господарем станет?
Кароль не стал уворачиваться от звонкой пощечины, в которую молодая женщина вложила не только стыд, но и охвативший ее отчаянный страх. Кароль встал с мягкого ложа и, подхватив с лавки одежду, начал натягивать штаны.
- Что здесь происходит?! – раздался суровый окрик Елисея Черного. Старейшина стоял в дверях, размахивая саблей, праведный гнев отражался на его изрезанном морщинами лице.
- Ничего, - ухмыльнулся Кароль, - выспался хорошо.
- Я не виновата, он меня силой взял! - Олеська стыдливо по самые уши натянула на себя одеяло.
- Что?! – заревел Черный, отыгрывая действие.
- Я чужие объедки не беру, - Кароль неторопливо натянул сапоги.
- Какие объедки?! – теперь гнев был настоящим. - Ты, выродок, и мизинца дочери не достоин. В былые времена пришел бы свататься, так с порога бы тебя спустил.
Каменецкий хотел пошутить про Рыгорку, но увидел затравленный взгляд Олеськи. «Про полюбовника отец ничего не знает. Глупая корова, зачем ты цепь-то нацепила?»