Наследный принц

— Жемчуг, в основном, для красоты, насколько я понял. А остальное… Немного — накопитель, чтобы в случае чего не пришлось вычерпывать себя до дна. Немного — защита от навеянных мыслей. О настоящих менталистах в Люнборге ничего не известно, но мало ли дураков, чтобы попытаться. И, совсем немножко, — для спокойствия одной маленькой воздушницы.

Кронпринц осторожно взял ожерелье, прикладывая его к шее, чуть повыше выреза платья (очень скромного, кстати). «Когда я его заказывал, я еще не знал, что моя маленькая жена полна секретов» — прошептал он Либуше в самое ухо. Потом, осторожно поцеловав жену за ушком, выпрямился и уже другим, деловым, тоном добавил. «Зови своих дам, пусть помогают. А за благодарностью я вечером зайду».

Только когда за мужем закрылась дверь в его покои, Либуше осознала, что действительно, забыла поблагодарить. Первой мыслью было зайти к Генриху и сказать хотя бы простое «спасибо». Но воспоминание об обещании на вечер заставило щеки вспыхнуть румянцем. «Ну, вечером, так вечером», — пробормотала она и пошла открывать дверь в гостиную, где уже, наверняка, истомились любопытством ее придворные.

Ахи, охи, восхищенные возгласы… на все лады расхваливая подарок, дамы, однако, не забывали об обязанностях. Вскоре Либуше уже красовалась в мужнином подарке, а пани Мерана закрепляла на ее волосах кружевную наколку, заменяющую знатным дамам чепцы.

— Эк, проняло закса, — негромко восхитилась она, впервые с момента прибытия, кажется, одобряя происходящее. — Или, — ее взгляд внимательно прошелся по княжне, стыдливо прикрывающей кружевной шалью следы по поцелуев, — винился в чем?

— Ну что ты, Мерано! — деланно возмутилась Либуше, невольно поправляя шаль. — Сама посуди, для такой красоты не один день работы нужен.

— Пани Мерано, — не удержавшись, влезла говорливая Предслава, — в чем ему виниться? Крулевич от нашей княжны ни на шаг не отходит.

— Цыц! — Цыкнула на девушку опытная Мерана. — Поговори мне еще! И вообще, дело делать надо, ждут уже, небось, княжну нашу.

Служба в Главном Храме города прошла спокойно. Конечно, люди были взбудоражены и новостями, и присутствием принцев. Но, тем не менее, время было обеденное, и большинство жителей города, традиционно побывав на утренней службе, сейчас занимались своими делами. Зато тем, кто по каким-то причинам не смог прийти с утра (например, пекари, молочники или стражники ранней смены) досталось небывалое зрелище.

После службы победу можно было считать официально отпразднованной. И вскоре вся семья занялась своими обычными делами. Разве что Его величество король и Его Высочество кронпринц в честь этого знаменательного события три следующих дня принимали всех просителей без записи, до самой ночи. Так что благодарность Либуше мужу пришлось ненадолго отложить.

Если бы у Либуше было чуть больше опыта в таких делах, она непременно бы вспомнила, что говорят старые люди. Чем дольше длится хорошая погода, тем сильнее будет следующая гроза. Для них с Генрихом гроза грянула, когда, казалось бы, ничего не предвещало. Либуше, как обычно, принимала просителей, когда к ней в кабинет вошла средних лет дама с ребенком — мальчиком лет девяти-десяти.

Дама была одета весьма скромно, на голове у нее был вдовий чепец, из чего можно было предположить, что очередная вдова пришла просить о помощи или пенсионе за погибшего мужа. Однако, что-то фальшивое было в той даме. Причем, как ни присматривалась княжна, найти источник этой фальши не удавалось, словно пытаться что-то разглядеть сквозь мутную воду.

В мальчике, напротив, чувствовалось что-то знакомое. Неуловимо знакомое.

Это ощущение можно было сравнить с цветущей липой, стоящей на соседней улице. Пролетел ветерок и ты чувствуешь сладкий медовый запах. Но стоит начать принюхиваться, пытаясь найти источник, и уже след потерян.

На всякий случай Либуше даже сверилась с записями, которые подавала ей Любина на каждого просителя. Бумаги говорили, что перед ней некая фру фон Вильде, рыцарская вдова двадцати семи лет от роду. Странно, то есть, эта фру — почти ровесница принцессы Мелиссы, а по виду и не скажешь. То ли жизнь не пощадила вдову, то ли еще что-то.

В общем, ничего примечательного, на первый взгляд. Разве что, овдовев, со своей бедой пошла дама не к наместнику, а прямо в королевский дворец. Да не к кому-нибудь. А сразу к жене кронпринца. Интересно, это следствие упорства? Или же было кому попросить? В любом случае, Либуше приветливо заговорила с просительницей, предлагая ей изложить свою просьбу.

— Мне ничего не надо, Ваше Высочество, — жалобным тоном начала дама. — Поверьте, если бы не нужда, я никогда бы не стала выносить свой позор на люди. Но…

— Бедность — не порок, — поспешила успокоить женщину княжна. Эта фраза, пусть и расхожая, показалась ей самой лучшей в данной ситуации.

— Бедность… — Дама побледнела. — Дело не в бедности. Я получила хорошее приданое и обещала Его Высочеству, что никогда не буду претендовать на какие-то привилегии. Но сейчас, после смерти мужа, так сложилось… Мальчика должен воспитывать его отец.