Наследный принц

Только никаких увлечений юности никому придумывать не будем. Еще чего не хватало! Скажем правду — потерянный и найденный внук моего кузена. Сын побочной дочери королевского племянника. Так мы сразу делаем его неинтересным для любых заговорщиков, слишком мелкая пташка.

Несколько минут все присутствующие обдумывали сказанное. А ведь действительно, иногда самый простой способ оказывается самым действенным. И не надо изобретать нечто более-менее правдоподобное. Ведь не оспорит же свое отцовство родственник, погибший почти сорок лет тому назад. Стоп! Сорок лет тому назад?

— Отец, — Гуннар, как и положено дипломату, первым заметил нестыковку, — а ведь мальчик никак не может быть внуком твоего кузена. Тогда его матери сейчас должно было бы быть не менее тридцати девяти лет. А она, как мы знаем, была намного моложе, что несложно проверить. Было бы желание.

— Я сомневаюсь, что у кого-то такое желание возникнет, — король пожал плечами. — Но, на всякий случай, пусть будет не внуком, а правнуком. Чем дальше от трона, тем нам же проще.

Да и вообще, если ребенок — не мой сын и не сын Генриха, степень его родства уже особого значения не имеет.

— Тогда зачем мы вообще говорим о признании? — Поинтересовался Генрих. — Не надо никого признавать. Парень — законный сын. Он — под своим именем и в своем праве.

А тебе остается только подписать указ о взятии под опеку осиротевшего малолетнего родственника и назначить управляющего на хутор. Кого-нибудь из отставных людей Старого Лиса, чтобы и за имуществом присмотрели, и за вдовой с детьми, если что.

— Разумно, — король Эрих кивнул, довольный сообразительность сыновей. И на этом обсуждение судьбы маленького Маркуса было закончено.

* * *

Пока в Люнборге королевская семья, успокоившись, занималась насущными делами, в Любице бушевала гроза. Князь Любомир рвал и метал. Уже полетело несколько голов. Три княжеских сына от одной из младших жен попали в подвалы Любецкого замка. Княгиня сидела в своих покоях тише воды, ниже травы, хотя как раз ее-то детям точно не грозило ничего.

Королевство Люнборг, которое и само не так давно лихорадило и-за заговора, притихло в ожидании. Много торговых дел зависело от того, как поведут себя дальше соседи.

Либуше, до которой докатывались лишь отголоски этих гроз, ходила сама не своя. Наконец, не выдержав, она с позволения Генриха и с ведома Гуннара зазвала к себе посла Велимира. Она хотела знать, что действительно происходит, а не то, что велено говорить всем.

Посол долго ждать себя не заставил. Могучий венд выглядел осунувшимся, словно постаревшим лет на десять.

— Ну, что рассказывать? — Велимир махнул рукой, задумчиво глядя в свой кубок. — Не ожидал я такого от княжича. Сколько при княжем дворе бывал, никогда не видел, чтобы твой, княжно, отец как-то делил своих детей на «от той жены» и «от этой». А вишь, до чего дожился на старости лет…

Нашел княжич тех, кому мир с заксами поперек горла стал и начал воду мутить. Решил он, что лучше на малом клочке земли князем быть, чем в Любецком — под братом ходить, или под шумок хотел на все княжество замахнуться, князь не говорит.

Велимир замолчал, ненадолго, снова погрузившись в свои размышления. Потом, подумав, добавил: «Ты бы, княжно, к девицам своим присмотрелась. Их без меня тебе сватали, не знаю я, кто, случись что, за князем руку потянет, а кто — за княжичем».

— Думаешь, дойдет до такого? — Нахмурил брови Генрих, присутствовавший при разговоре.

— А кто его знает, — уклончиво ответил посол. — Конечно, князя нашего просто так не взять. Сына ему, конечно, жаль, но спуску князь Любомир не даст ни чужим, ни своим. А княжне бы поберечься, чтобы никакая смочья скора по мелочи на напакостила.

— Сделаем, — кротко кивнул кронпринц. — А что это за шкура такая, что вы ее все время поминаете? — Спросил он уже с интересом.

— Да-а… — Посол помялся немного, переглядываясь с Либуше, а потом все же ответил. — Баснь такая у нас есть, старая очень. Про предателя одного. Это уж пусть тебе жена на досуге расскажет.

Вечером, само собой, именно об этой шкуре разговор и зашел. Правда, на этот раз Генрих видя состояние жены, увел ее в своей кабинет. Сам, как у них повелось в особых случаях, сварил кофе на углях, налил в серебряные наперстки по капельке ароматного меда.

Либуше принимала заботу, задумчиво глядя в огонь. Только молча кивнула, когда Генрих, буквально, всунул ей в руку питье. Отпив глоток, Либуше начала свой рассказ ровным голосом, словно читала с огненных страниц.

— Это было давным-давно. Если хочешь знать точный год, посмотри в ваших хрониках, когда вы у нас кусок Поморья оттяпали. Один сын князя не пожелал ждать, пока отец передаст ему власть законно, и сговорился с заксами.

Много наших погибло, много попало в полон. В том числе, княжна, единокровная сестра предателя. Наверное, на сына князь бы и не подумал, но выдала его смочья (драконья по-вашему) шкура. Кто-то из магов проклятие на предателя наложил, вот оно на княжиче и выплыло.