Наследство

Однажды, когда я посещала психоаналитика уже более трех лет, я прибежала на сеанс по-настоящему взволнованная. Мне действительно нужна была помощь. Ночью я напилась и переспала с мужчиной, с которым спать мне не следовало бы, в спешке надела чужую одежду, потеряла контактные линзы, я бежала, чтобы побыстрее выплакаться и выплеснуть отчаяние, но время шло, а психоаналитик меня не вызывал. Спустя полчаса я подошла к его двери и постучала, но он не ответил и не вышел, я подергала ручку, но дверь была заперта, я дергала ручку, кажется, я кричала и краем глаза видела, как смотрят на меня студенты-психологи, которые иногда забредают в институт психоанализа. «Ага, вот они какие бывают», – читалось в их глазах. Один из них похлопал меня по плечу и показал мне объявление на доске. Там было написано, что мой психоаналитик на три недели уходит в отпуск. Психоаналитик наверняка и сам мне это говорил, просто я забыла об этом, выбросила из головы, как нередко поступала со всякими неприятными мыслями. Что же мне теперь делать? Я всегда опасалась, что сойду с ума, значит, час настал. Ноги подкосились, я осела на пол, краем глаза заметив, как студенты изучают меня. Я ждала приступа, но его все не было; слегка удивленная, я встала, огляделась и вышла. А как еще мне надо было поступить? Стоял чудесный, солнечный августовский день, чего прежде я и не заметила. В воздухе разливалось тепло, которого я прежде тоже не заметила. Я дошла до улицы Богстадвейен, а что еще мне оставалось, но я была на удивление спокойна. Осень почти наступила, в воздухе разливалось тепло, погода была чудесной, пусть даже прежде я всего этого не замечала, меня ждали три недели без психоанализа, я свернула на другую улицу – а что еще мне оставалось делать – и в витрине магазина увидела отражение, удивительно похожее на мое, но нет, разве это я? Эта женщина показалась мне до странности здоровой.

Я замерла и, вернувшись назад, внимательно посмотрела на себя, вполне здоровую женщину. Значит, это мой собственный взгляд? «Ты же умная, – сказала я ей, – и выглядишь неплохо. Неужели ты не сможешь жить в этом мире?»

Пережив эти три недели, я сообщила, что хочу закончить сеансы, хотя, если верить психоаналитику, мне следовало продолжать терапию, глубже погрузиться в то, что причиняло мне боль, чтобы в дальнейшем от нее избавиться. Сейчас я понимаю, что он был прав, но тогда я сочла, что достаточно с меня боли, слишком много ее выпало на мою долю, женатый профессор развелся и хотел ко мне вернуться, а мне хотелось радости!

Те сутки, когда отец пролежал в больнице, я отвечала на все сообщения от Астрид. Она держала меня в курсе, а Оса держала в курсе Борда. Речь шла о практических моментах, Астрид и Оса первыми получали информацию о том, что происходит. Астрид написала, что они с матерью и Осой вернулись на Бротевейен и что с радостью меня примут. Я спросила, остается ли мать по ночам одна, но нет, они ночевали вместе с ней по очереди – сестры, тетя Унни и тетя Сидсель. Мать боялась упасть с лестницы. Я поблагодарила их за помощь матери и попросила Астрид передать всем, особенно матери, что я ее обнимаю. Астрид ответила, что мать тоже меня обнимает. «Приезжай, когда захочешь», – написала Астрид. Возможно, просто из вежливости, а может, они – Астрид, Оса и мать – думали, будто все изменилось, что теперь, когда отец умер, мы вместе все уладим. Но, по-моему, на самом деле им не хотелось меня там видеть, ну, разве что я бы вдруг разрыдалась и продемонстрировала свою бесконечную любовь к отцу и раскаяние. По-моему, им не хотелось, чтобы я нарушала их уединение, сейчас они были более уязвимы, чем прежде, поэтому им проще было с теми, кого они знают и кому доверяют, и это вполне естественно. Тем не менее они, видимо, решили показать свое расположение, возможно, думали, что я заскочу просто из вежливости, размахивая белым флагом. Сейчас на Бротевейен наверняка многие заходят – дальние родственники, соседи и друзья, приносят цветы и выражают соболезнования. Я могла бы приехать как приятельница или соседка. Астрид написала, что на Рождество они пригласят гостей и устроят большое торжество, чтобы все собрались и отпраздновали Рождество вместе на Бротевейен, в родительском доме, который теперь принадлежал только маме и в какой-то степени сестрам. Будут Оса с Астрид, их мужья и дети, и еще много кто, и, может, тетя Унни с тетей Сидсель. Я писала ответные сообщения, соболезнования и слова поддержки, но на приглашения заехать на Бротевейен не отвечала. Такую возможность я даже не рассматривала, зато написала: «Думаю о вас» – и здесь не солгала, я действительно о них думала и представляла их себе. Тогда я писала новое сообщение – мол, рада, что они сейчас вместе с мамой и готовы ее поддержать.

Отец?

Ты вообще существуешь?

Каково это – умереть?

Наверное, мне нельзя звать его вот так, но ведь он и мой отец тоже.