Что там обычно делают люди, когда хотят убедить себя и окружающих, что они хорошие? Садят деревья? Кормят собак в приютах? Переводят старушек через дорогу? Покупают компьютеры в школы? Тут это все не сработает. Но не потому, что здесь полно деревьев, собаки все домашние, а старушки ходят сами. Просто все это не сможет уравновесить весы, на одной чаше которых лежат отнятая жизнь и детский испуг. Хоть всю планету засади зеленью, время вспять уже не повернешь. Что произошло, того не отменить, и единственным способом казнить себя для Никиты было – жить с осознанием содеянного. Палачом, который станет ежедневно приводить приговор в исполнение, будет взгляд Соньки. С ним Никита научиться просыпаться, засыпать, жить. Даже спустя годы, когда острота вины естественным образом притупится, он будет насильно вспоминать глаза маленькой девочки, наполненные ужасом, горем и болью. Он сам назначил себе такое наказание, а значит, не сможет пойти на попятную.
Никита не знал, сколько он уже стоит во дворе Ивана с черным пакетом в руках. Окна в доме не горели, у соседей тоже. Возможно, была уже глубокая ночь. Нужно было возвращаться к себе.
Каждый шаг давался парню с неимоверной тяжестью. Ему казалось, что до своего дома, стоящего в пятистах метрах от деревни, он дойдет только рассвету. Наконец, он увидел свое зимовье. Из трубы уютно шел дым, в окнах тускло горел свет, с неба тихо сыпался снег, вокруг царило спокойствие и тишина. В доме была Александра.
Вся окружающая Никиту идиллия никак не вязалась с руинами в его душе, и от этого ему становилось еще горше. Ему казалось, что он все портит своим присутствием, пачкает собой все кругом, а особенно Александру. Хотя, в тоже время, он понимал, что она – единственный человек, способный ему сейчас помочь. Он не знал, чем, но был уверен, она сама все поймет, сама все сделает.
Он положил плотно завязанный пакет у порога, прикопал его снегом, чтобы не добрались звери, и толкнул дверь. Треск дров в печи, неяркий, но приятно обволакивающий свет от огарков на столе, примостившаяся у печи Александра сделали, пустовавший долгое время домишко, настоящим раем. Но от всего этого тепла и уюта на душе у Никиты становилось только тяжелее.
Он молча подошел к Александре, сел на пол и положил голову к ней на колени. Она стала гладить его своей теплой рукой, приговаривая:
– Полноте, омолги, все пройдет.
Никита чувствовал, как все его лицо заливают горячие слезы, но не мог их остановить.
– Сегодня, – начал было он, но женщина прервала его.
– Молчи, – мягко, но настойчиво сказала она. – Все знаю, не рассказывай.
– Знаете и не презираете меня? – поднял мокрое лицо Никита. – Вы не ненавидите меня? Не считаете меня монстром? Вам не противно сидеть со мной рядом?
– Нет, – пожала она плечами, – ты сам себя ненавидишь и считаешь монстром, зачем мне еще сверху добавлять? Ты сам себя казнишь, омолги. А эта самая суровая казнь, но самая справедливая.
Глава 18. Новенький
Они сидели долго, до самого рассвета. Молчали, слушали, как воет ветер за окном и трещат дрова в печи. Присутствие Александры, ее теплые руки действовали на Никиту как успокоительное. Постепенно слезы высохли, мысли пришли в порядок, сердце восстановило обычный ритм. Но Никита по-прежнему сидел у ног женщины, боялся пошевелиться, спугнуть ее. Ему казалось, что если она уйдет, то весь недавний кошмар возобновится.
Когда стало светать, он все же поднялся на ноги и спросил, не хочет ли она прилечь, ведь всю ночь она не сомкнула глаз.
– Нет, спать мне некогда, – ответила Александра, кутаясь потеплее в шаль, – скоро нужно открывать магазин. Я пойду, а ты поспи.
Когда она уже стояла в дверях, Никита спросил ее:
– Откуда вы узнали, что произошло?
Женщина долго и внимательно посмотрела на парня, наконец, сказала:
– Ты же не первый, омолги. И уж поверь, тебе повезло, что попалась собака. Другие живут с историями пострашнее.
Не попрощавшись, она вышла, оставив Никиту наедине с догадками о том, с чем пришлось столкнуться другим носителям.
События прошедшего дня и бессонная ночь высосали из парня все силы. Он доплелся до кровати, рухнул на нее как подкошенный и тут же провалился в сон.