Наследство

– Но ведь за пескарями крупная рыба прячется?

– А вот на ней и сломаешь себе шею! Леска не выдержит, оборвётся, и сам вверх тормашками полетишь. От меня-то тебе что надо?

– Ордер на арест Кузьмина.

– А нужно его арестовывать?

– Нужно.

– Ну смотри, Дубиков, – усмехнулся прокурор и добавил: – Ладно, оставляй бумаги, потом созвонимся…

* * *

Кузьмин шёл к Дунаеву. С неба сыпался снег, и неповторимый запах его, сырая прохлада, казалось, вселяли силы, уверенность. Кузьмин шёл и размышлял: решено, сейчас он поставит Дунаеву условие – или тот подключается на полную катушку, или же он выложит следователю всё как было. И про шубу, и про пьянки с областными гостями, и даже про сувениры для товарища Безукладова. Теперь ему терять нечего.

Кузьмин пробухал сапогами по гулкой веранде, стукнул три раза и, не дожидаясь ответа, распахнул дверь. Навстречу вышла Елена, и Кузьмин моментально отметил: раздалась племянница, округлилась, лицо стало похожим на луну. А может, она… того, на сносях? Это ведь дело недолгое.

– Сам дома?

– Нету, – торопливо ответила Елена, – не приходил ещё с работы.

Завхоз усмехнулся: заработался, деляга! Небось опять гости из города пожаловали и сидят теперь в пансионатской бане, разморённые жарой и духовитым пивом, хлебный запах которого плавает в прокалённой парной. Кузьмину десятки раз приходилось бывать при таких застольях, и сейчас он даже облизнулся, как голодный пёс.

– Не возражаешь, если я подожду? – спросил у племянницы.

– Нет, конечно, дядя Миша, – пробормотала Елена, хотя чувствовалось: не очень-то рада гостю. Ну ничего, сейчас с неё спесь слетит, прижмём малость, чтоб дыханье спёрло.

– Слышь, Лен, – сказал Кузьмин, сбрасывая полушубок, – давно хотел спросить – шуба-то у тебя цела?

– Какая шуба?

– А то не знаешь, – Кузьмин почувствовал, как в височных выемках стало влажно от пота. – Норковая, за три с лишним тысячи.

– Цела, – растерянно проговорила Елена. – А ты, дядя Миша, откуда об этой шубе знаешь?

– Дядя Миша всё знает, – самодовольно пояснил Кузьмин, пригладил волосёнки на затылке, вытер вспотевшую лысину и без приглашения затопал в зал.

Покрутится, покрутится дорогой сродственничек, а он ему сразу голову придавит. Говорят, даже самых ядовитых змей лучше всего хватать за голову. А шуба эта – та же петля на толстую шею Дунаева.

Кузьмин уселся на диван и спросил, опять не без злой подначки:

– Ну как ты, племянница, обжилась здесь?

Но Елена ответила спокойно:

– Обжилась… Спасибо тебе, дядя…

– Знаешь, как у нас один мужик говорил? «Спасибо – это дорого, мне бы четвертиночку», вот так-то.

– И за четвертиночкой дело не станет, – засмеялась Елена.

В груди у Кузьмина всё кипело: дура она, что ли, не понимает, что вокруг творится? Врезать бы ей про их с Дунаевым дела, пусть знает, и как шуба досталась, и на какие деньги приобретена! Он стрельнул холодным взглядом в Елену – ладно, сейчас не до женских слёз, не тем голова должна быть занята. Вздохнул, тихо сказал:

– Да не за выпивкой я сегодня пришёл, Лена. Дело у меня к Егор Васильевичу, неотложное дело…

– До завтра не терпит?

– Нет, такое срочное…

– Ну, тогда жди, а я ужином займусь. – И Елена пошла на кухню.

Кузьмин сидел и думал: надо давить на Дунаева, давить со всей силой, иначе хана, ждёт тебя, гражданин завхоз, небо в узкую клетку. И когда на пороге появился председатель, он весь напрягся, глянул исподлобья – не пьян ли? С пьяным какой разговор – всё равно что воду в ступе толочь.

Но Дунаев, кажется, был трезв, прошёл в зал, протянул Кузьмину руку.

– Ну, будь здоров, Михаил Степанович! В гости?

– Гость из меня плохой, Егор Васильевич, вроде татарина…

– Почему это?

– А вот сейчас узнаешь…

Он полушёпотом рассказал о вызове к Дубикову, спросил угрюмо:

– Что делать будем?

– Думать, – спокойно ответил Дунаев. Был он сейчас розовощёкий, весь пышущий жаром, и Кузьмин понял, что баня всё-таки была, только, может, без больших возлияний, и, похоже, председатель не до конца вник в ситуацию. Нет, так не пойдёт. В глазах Кузьмина полыхнул злой огонь.

– Думать, думать – давно надо было думать! – прошипел он. – А теперь оба загремим!

– Почему же это оба? – ухмыльнулся Дунаев.

– А ты как хотел, чтоб я один парился?

Председатель поморщился:

– Давай договоримся, Михаил Степанович! Каждый свой ответ должен нести. Как там: Богу – богово, кесарю – кесарево, а сейчас ещё добавляют: слесарю – слесарево…

Кузьмин вздрогнул: ишь ты, умник! Ну нет, сейчас он охолонит его немного. И завхоз заговорил про шубу Елены, про то, что придётся, должно быть, сказать на суде всю правду, от начала и до конца…

– Ну и дураком будешь, – с презрением проговорил Дунаев. – Ты только представь на секунду: сажают тебя и меня на одну скамейку – и кто нас выручит, чудак? Загремишь вместе со своими фронтовыми наградами да и меня, свою надёжную защиту, завалишь. Ты мозгами пораскинь, подумай…

Если разобраться, в словах Егора есть доля истины. Но, с другой стороны, кто гарантию даст, что не забудет о нём Дунаев? Может, уже на следующий день из памяти выкинет, и тяни Кузьмин лямку, хлебай тюремную баланду.