Наследство

Бобров предложил создать специальный отряд по вывозке навоза. На правлении его поддержали, и уже через неделю отряд заработал.

Встретился Евгений Иванович и с директором лесхоза Иваном Сергеевичем Просвириным. Тоненький, низкорослый, тот приветствовал Боброва недовольной ухмылкой.

– А, так это вы лесхоз грабите…

– В каком смысле? – удивился Бобров.

– А кто у нас лучшего лесника Сергея Бочарова забрал?

– Да это ж мы просто своё назад вернули, – засмеялся Бобров и тут же перешёл к делу – заговорил о лесонасаждениях на полях колхоза, и директор с удивлением посмотрел на него.

– Господи! – развёл наконец Просвирин руками. – Видать, я и в самом деле от жизни отстал. Да раньше мы ваш колхоз за версту обходили. Дунаев и слушать не хотел о лесополосах. Всё боялся, что земли много уйдёт на это.

– Ну, а я не боюсь, – сказал Бобров.

– Тогда отлично! – Просвирин хлопнул в ладоши. – Готов на любое сотрудничество. По рукам?

Они договорились, что в этом году лесхоз своими силами посадит сорок гектаров полос, возьмёт на себя их обработку, и Бобров уехал от Просвирина довольный.

И только одно беспокоило Евгения Ивановича – его отношения с райкомом. После собрания словно предгрозовое затишье воцарилось – никаких звонков, только начальник управления поздравил сквозь зубы с назначением. И Бобров понял: он теперь в районе «персона нон грата», как говорят дипломаты, и, стало быть, надо ему привыкать надеяться только на себя и не ждать ни от кого помощи.

Однажды позвонил Фокин, не поздоровавшись, хмуро спросил:

– Ну, как дела, председатель?

Бобров начал говорить о том, над чем сейчас работает, но Фокин не дослушал, и Евгений Иванович понял, что не это интересует районное начальство. Волновало секретаря, оказывается, другое: кому будет отдана квартира Дунаева? Собирается ли Евгений Иванович туда переезжать?

– Нет, – ответил Бобров.

Конечно, он знал, что председательский дом хорош, со всеми удобствами, но он и заикнуться не мог об этом Ларисе: знал, ей там будет страшно тяжело. Да и сам он не мог покинуть родительский дом, который стал теперь частью сердца, а ведь без сердца, даже его части, невозможно человеку ни жить, ни дышать.

Фокин немного помолчал, потом буркнул:

– А как вы посмотрите, если мы этот дом отдадим нашему бывшему заведующему орготделом? Да вы его, наверное, знаете?

– Дом колхозный, – покачал головой Бобров, – и у нас очень много очередников на жильё. В том числе и многодетные…

– А ты не торопись, не торопись, – глухо сказал Фокин, и Бобров прямо кожей почувствовал, как засквозило от этих слов холодной сыростью. Вот так, ещё один повод для неприязни, подумал он. Наверняка Фокин рассердился, но не вправе же он раздавать то, что принадлежит колхозу, построено на его деньги. Об этом Евгений Иванович и сказал прямо секретарю райкома.

Фокин со злостью бросил трубку, но долго думать об этом разговоре Боброву было некогда – его ждали в поле. Начинался сев, и надо заботиться о главном – о хлебе, кормах, свёкле.

Однажды вечером Лариса, поставив тарелки с ужином на стол, уселась рядом, посмотрела в глаза мужу и спросила с усмешкой:

– А что ж это, товарищ председатель, ты о своих подопечных забываешь?

Бобров за день устал как собака, и потому слова Ларисы сперва почти оставил без внимания. Он сосредоточенно жевал вкусное мясо и смотрел куда-то в одну точку. Но потом, вдруг словно вынырнув из глубины, спросил:

– Ты о чём?

– Да об арендной бригаде школьников.

– Замотался совсем. А что там у них?

Лариса рассказала, что школьники получили технику, подготовили её вместе с Сергеем к работе, забороновали участок и, наверное, завтра поедут сеять ячмень.

– Ну и как они, ребята? – заинтересовался Бобров.

– Как жуки возятся.

– Надо завтра заехать…

Отложив все дела, он с утра поехал на «детский» участок. Ещё издали увидел трактор «Беларусь», гурьбу ребятишек и отливавшую на солнце рыжую бороду Сергея.

Ребята обступили Боброва со всех сторон, и он начал расспрашивать их о делах, чувствуя, с каким неподдельным интересом работают школьники.

– Ну а кто же первым трактор поведёт?

– Сначала Сергей Михайлович, а потом и мы, – ответил Дрёмов-младший и, вздохнув, добавил: – А то мы так навиляем, что коровы засмеют…

Ребята заулыбались, и Бобров тоже повеселел. Уезжая с поля, он подумал, что пройдёт ещё совсем немного времени – и придут на землю вот эти ребята, возьмутся по-хозяйски за дело, и тогда, быть может, угаснут звуки тревожных набатов земли, и она, как самое дорогое наследство, попадёт в надёжные, крепкие руки.

* * *

Судили Кузьмина в конце апреля. В сквере перед зданием суда уже распустились берёзы, и прозрачная яркая зелень слепила глаза. Робкие одуванчики под ласковым солнцем потянули ввысь жёлтые головки, словно тоже радовались теплу, мягкому ветерку и чистому небу.