Наследство

Егор начал ловить воздух, как карась, вытащенный из воды, а затем произнёс скороговоркой одну фразу:

– У нас нет детей…

Англичанин, показалось, как-то сник, закачал головой:

– Беда, мистер Дунаеф, беда!

Они пили ещё долго. Егор, будто на большом застолье, вскакивал со стула, произносил длинные путаные тосты о дружбе, о мире, а англичанин короткими глотками лакал водку и сокрушённо повторял:

– Беда, мистер Дунаеф!

Егору, видно, надоели эти пьяные вздохи, он стукнул кулаком по столу, и посуда задребезжала протяжно, малиновым звоном запел хрусталь. Англичанин сморщился, закрутил головой, и Лариса, почувствовав, что за столом может разгореться жаркий спор, а то и драка, подскочила к Егору, руками придавила плечи. Англичанин поднялся, сухой, с дряблыми щеками, что-то залепетал опять про детей, про беду и пошёл к выходу. Он шёл, как журавль, раскачиваясь из стороны в сторону, а Егор смотрел вслед грустными глазами.

Лариса проводила гостя до машины, но в дом заходить не захотела. Она опустилась на холодное крыльцо, сидела, не чувствуя стужи, и внутри её жгла горечь. А ведь он поставил точный диагноз, этот сухопарый англичанин, – у них действительно в доме беда. И напрасно сердится Егор – тут ни прибавить, ни убавить.

Когда она вернулась домой, окончательно продрогнув, «мистер Дунаеф» спал за столом, положив на руки взлохмаченную голову, и тоскливо улыбался во сне.

Утром Егор, вспомнив утраченную нить вчерашнего разговора, сказал зло:

– А этот джентльмен тебя не обидел?

– Меня? Нет… – Ну как же нет, помнишь, всё про детей расспрашивал?

– Он тебя расспрашивал, – ответила Лариса, уловив, куда клонит Егор, – а не меня…

– Так ты же виновата!

Ей показалось, коварный, тяжёлый удар нанесли в поддых, полынная горечь застряла в горле, и Лариса закачалась, а потом повалилась на диван, давя в себе рыданья. Горячие, обжигающие слёзы залили лицо.

Егор в минуту понял, какую обиду нанёс ей, опустился на колени перед диваном, но пальцы его на спине почему-то показались стылыми щупальцами, и она задрожала всем телом.

Может быть, поэтому ей опостылел дом, и не хочется сейчас переступать порог, где, кажется, в каждом углу, как икона, висит тоска. А тут ещё это неожиданное исчезновение Егора.

В понедельник позвонил Кузьмин, сбивчиво рассказал, что Егор Васильевич по просьбе Безукладова улетел на юг и что, дескать, звонил тот в прошлую субботу домой, но телефон молчал, а оторваться он не мог – не оставишь же одного Безукладова. Хоть и скользкий, как налим, Кузьмин мужик, но в данном случае, он, похоже, говорил правду, и Лариса вздохнула с надеждой, хоть на душе легче не стало.

С чувством душевной тяжести она и встретила Егора. А тот вернулся посвежевшим, и даже, показалось, тронутый загаром, необычно оживлённо принялся рассказывать о своей поездке на юг. Может быть, и некстати, но она сказала: «Успокойся, милый», чем остудила его пыл, ушла в спальню и уже в постели подумала: с Егором что-то происходит. На лице у него сияла радость. Скорее всего, удачной была поездка, а может быть, зазнобу нашёл. Первый раз так подумала, но отмахнулась от гадкой мысли, уставилась в потолок.

Утром, когда Егор ушёл на работу, раздался телефонный звонок. Она схватила трубку, и голос Боброва заставил её затаить дыхание, точно она могла ненароком прервать разговор. А у Женьки было хорошее настроение, он шутливо говорил, что давно необходимо назначить свиданье, да всё не было времени, заела текучка, а вот сегодня, кажется, будет полегче, и если Лариса Фёдоровна не возражает, то в десять часов он придёт в школу.

– Приходи, – сквозь сдавленное дыхание промолвила Лариса и опустила трубку.

Конечно, она отлично понимала, что разговор про свиданье несусветная чушь, вздор, нужна она Боброву по каким-то служебным делам – колхозные руководители, в том числе и муж, давно смотрят на школьников как на дополнительную рабочую силу, и это обидно, но в душе что-то зазвучало, точно тонкие валдайские колокольцы взыграли лёгким звуком.

Она почти бежала в школу, хоть в этом не было никакой нужды – уроков у неё нет, да и ребятишки ещё не вернулись с весенних каникул – школьников отпускали в Осиновом Кусту, когда разольётся вода. И в школе она могла спокойно сидеть в учительской – вскакивала, смешно одёргивала платье. Даже учителям это бросилось в глаза, и одна из них, физик Мария Петровна, улыбнулась.

– Девчата, – весело сказала она, – да с нашей Ларисой Фёдоровной что-то происходит необычное.

– У неё муж вчера из командировки вернулся! – многозначительно сказала Наталья Владимировна Демьянова – она жила рядом с Дунаевыми, и всё весело засмеялись.

К десяти часам Лариса не выдержала – набросила плащ, выскочила на улицу. Дождь припустил, сеткой затянул округу, но серый день не показался тоскливым. Бобров легко шёл по асфальтовой дорожке к школе, и Лариса поспешила навстречу.

Он остановился, стянул с головы капюшон потемневшей куртки, улыбнулся:

– Что ж вы, Лариса Фёдоровна, под дождём мокнете?