Наследство одной ведьмы

На каждые четыре комнаты имелся туалет и душ. Но вот беда — ни водопровода, ни канализации в деревне не было. Вероятно, собирались потом построить коллектор и насосную, да так и не нашли времени.

Заведующая открыла каморку, выдала Василисе матрац и кипу одеял — ночь обещала быть прохладной.

Затем заведующая оставила нам ключ, сказала, что зайдет завтра, и ушла.

До ночи было еще далече, и мы немного прогулялись по деревне — Василиса зашла в магазин, купить хлеба.

Там на полках ровными рядами стояли банки с консервами и бутылки с плодовым вином только одной марки. Жидкость в бутылках была разлита неровно и уровень разнился, пожалуй, на пару пальцев. Спроса на вино не было — это было видно по слою пыли. Скорей всего местные обитатели пили продукт кустарного производства. То бишь самогон.

Еще был хлеб, того сорта, который медленно черствеет. С иной стороны, этот хлеб никогда не был мягким, даже сразу после выпечки.

В углу, довершая картину, валялась уйма резиновых сапог.

Мы вернулись в общежитие, и Василиса заперла за собой дверь. От нечего делать прошли по всем комнатам. Но там ничего не было — только пустые кровати. В каждой комнате была розетка для радиоточки, мы нашли даже одну тарелку громкоговорителя, но радиотрансляция, как и все остальное, в этом здании, не работала.

Еще нашли газету за 1985 год — ею, вероятно вместо скатерти накрывали стол. Больше никаких развлечений в том здании не было.

— Ложись спать, — сказал я Василисе, глядя в окно. За ним было почти темно.

— А ты?…

— А я пойду погуляю.

— Ты мало спишь. — сказала Василиса, укладываясь в кровать.

— Старые люди спят мало…

— Ты совсем не старый, Франц…

Я потушил в комнате свет и вышел.

* * *

Деревня отходила ко сну. Горели ока и фонари, но и тех и других было мало, и они почти не мешали свету звезд. Живя в городе я и забыл, что в небе может их столько поместиться. Горел Млечный путь, вдоль него летел какой-то мигающий огонек — вероятно самолет. Малая медведица показывала время около десяти.

По трассе, что была главной улицей деревни проносились машины. Они попали сюда из другого мира и спешили вернуться обратно.

Трасса шла по самой вершине длинного холма и, от нее в обе стороны спускались вниз деревенские кварталы. Слева за деревней начинались поля. Справа, внизу лежали черные зеркала прудов, за ними уже на иной холм карабкался лес.

По тракту я прошел возможно с пару километров. Добрел до местных рассадников культуры — друг напротив друга стояли деревенский клуб, в котором как всегда были танцы и обыкновенная забегаловка.

Я зашел и туда и туда, хотя нигде не задержался больше чем на пять минут. И там и там я был совершенно чужим. Не только потому что был призраком — в иные дни я сам ехал в центр города и до утра слушал чужие разговоры, музыку. Здесь было и то и другое — да вот беда, они были совсем иными нежели я любил…

И я пошел вниз, к прудам. Их было, наверное с полдюжины. Они соединялись каналами, через которые были перекинуты мостки и плотины. Надо думать, здесь разводили рыбу, а затем спускали воду и драли ее голыми руками.

Туман на прудах лежал так низко, будто он был второй кожей воды. Я сошел с берега и отправился гулять по воде. И странное дело — за мной на тумане оставались следы. Тогда я нагнулся и собрал туман в пригоршню. Он был мягким как вата, лепился будто снег, но совсем не холодил руки. Раскрошив, я подбросил его в воздух. Он взлетел и стал падать медленно. Что-то осело на мне — материя это тумана не проходила сквозь меня. Я сгреб еще немного этого марева, слепил из него комок и зашвырнул его прочь. Он полетел яркий словно метеор, теряя искры цвета лунного света.

Снова и снова я собирал туман, швырял его вверх. Мне казалось, что я опять маленький и играю со снегом на заднем двору школы. Я смеялся, пел детские песни — и удивительно, то ли из-за леса то ли из-за холмов мне отвечало эхо.

Я смотрел вверх, клочки падали, но мне казалось, что падают не они, а это я взлетаю.

Когда я наигрался, то оказалось, что я весь облеплен туманными снежинками. Я мог их струсить — но зачем, они мне совсем не мешали. И затем — это было красиво — в каждой отражался то ли лунный свет, то ли звезды.

Упав на воду, я начал сгребать туман в одну кучу, начал лепить из него комья, стал их катать и довольно скоро слепил будто снеговика. Затем стал отбрасывать от него лишний материал и время, сделав из бабы сперва женщину, а затем девушку.

Я никогда не был скульптором, но удивительно — у меня получалось, будто туман слушал не столько мои пальцы, сколь мои мысли и воображение. Хотя спроси меня, о чем я тогда думал, я вероятно не смогу ответить даже себе. Да ни о чем, вероятно…

Когда я закончил и отошел, оказалось, что туманная девушка была похожа на Василису.

И тут я уже точно задумался — а не влюбился ли я?…

Ты совсем не старый Франц… — повторял я, стараясь убедить и успокоить себя — совсем не старый…

Но тут подул ветер, от него туман стал таять будто снег. Блестки срывались с меня да и моя скульптура стала таять.

Я побрел назад в деревню.

* * *