Надо возвращаться в поместье, но сейчас Шестирукий выгонит Геранда, и разбираться не станет! Мадор, конечно, всегда говорил ,что повелители вещей – это высший народ, и другие не идут с ним ни в какое сравнение. Но одно дело рассуждать об этом на Нимелоре, а другое – хамить тем, кто спас и вылечил тебя! И что теперь думает о повелителях вещей милая Сафи? Ничего хорошего, но в любом случае надо ее предупредить, надо рассказать об этих блестящих лентах, жителям усадьбы может понадобиться помощь. Ведь Шестирукий еще утром не знал, от чего начинается этот гул и грохот, значит, и про блестящие ленты он не знает, а если они опасны, старому мыследею и юной женщине не справиться с таким нашествием. Решено, Геранд вернется и извинится за хамство Мадора, а потом расскажет то, что видел и возьмется хотя бы укрепить старый дом! И как можно скорее!
Геранд уже задыхался от быстрого бега, а ленты не отступали, шипя и мерцая перед глазами. А если они не отстанут до самой усадьбы? Хорошо будет его извинение, если он приведет ленты в поместье! Может, сначала будет лучше пробежать по дороге мимо? Но для этого надо хотя бы миновать лес!
В густом черном лесу мерцание блестящих лент стало мягче, напоминая золотое сияние, которое Геранд видел на облаках, гул стал тише, зато шипение лент так и било в уши. Еще полперехода в тени черных крон, и впереди засветилось голубое небо. Ленты, как по команде, отстали и скользнули в темноту леса, а вдали показался дом-башенка за каменным забором. Ни одной светящейся ленты рядом не было, шипение исчезло, но гул не умолкал. Прихрамывая и задыхаясь, Геранд подбежал к воротам. Отчаянные вопли многонога и писк ящериц смешивались с грозным грохотом, слышным с севера. Может быть, там был тот самый Нагорный Рошаель, о котором утром говорил Шестирукий, Геранд не стал задумываться над этим.
Во дворе было шумно. Многоног ревел, Шестирукий бранил его на чем свет стоит, а побледневшая и напуганная Сафи торопливо пыталась закрыть ворота. Геранд вбежал в последнее мгновение и запер за собой ворота. Потом он привязывал многонога, чинил мыслью двери, прибивал гвоздями засовы, и рассказывал Шестирукому и Сафи о блестящих лентах, которых они, действительно, никогда в жизни не видели. О Мадоре все будто забыли, но может быть, оно было и к лучшему?
Глава девятая. Встанет грозный князь…
Какая темнота! Почему он ничего не видит, ведь вчера он уже открывал глаза! Ни огонька, ни звезды, ни искры, только непрестанный гул и едва заметная дрожь земли под ногами. Тьма преисподняя! Чудище, или кто там был под горой, рвалось наружу, враги были рядом, а он стоял беспомощный, не в силах справится со сном, который сам себе внушил! Проснуться, немедленно проснуться! Дарион снова попытался открыть глаза, но не смог. А если с камнем, у него же был в руке голубой камень? Хотя бы на ощупь найти его! Он напряг руку, пытаясь крепче сжать голубой кристалл, но бесчувственная рука не послушалась его. Нет, не выходит! Почему спину и ноги охватывает холод, почему все тело так неподвижно, как будто срослось с каменной скалой? Или он уже мертв, и мысленное усилие не помогает? Нет, он определенно жив! Он мыслит, чувствует, вчера даже видел и говорил, когда ему помогла эта красивая деревенская девчонка с семикрылами! Но может быть, сбрасывая скалы и стараясь усыпить подгорное чудовище, он и сам обратился в камень? Нет, он не только мыследей, он повелитель вещей, он сможет раздвинуть скалу, хотя мыслесилы у него явно не хватает, даже с голубым камнем. Если бы снова пришла та девчонка с ее звонким, легким голосом и незнакомыми песнями! Как хорошо она вчера помогла ему!
Дарион прислушался. Никого нет, и никто ему не поможет. Зато он сможет спеть, хотя бы в уме, и тогда мыслесила начнет работать! А если то, что ворочается и гудит под Громовой, снова проснется и поползет к крепости? Наверняка проснется, но если он не придет в себя, не откроет глаза и не поймет, что происходит, он не сможет справиться с этой силой, чем бы она ни была. Что он пел, когда сбрасывал скалы на пилейцев? Кажется, «Огонек», эта песня всегда ему хорошо помогала.
Огонек горит вдали,
Летом и зимой.
Где-то на краю земли
Ждут тебя домой.