Наследство огня

– Расскажи и ты, уважаемый, кто ты и откуда? – продолжал старик, Глаза у него тоже были прозрачные, серые, хотя и не такие красивые, как у княгини Сафи.

– Помоги ему, дядя Аль, он не может… – проговорила она. Прозрачные глаза смотрели уже не со страхом, а с сочувствием. Ради такого взгляда Геранд был готов промолчать хоть целый день.

– Как это не может? – возмутился Шестирукий. – Я с ним целую осьмицу разговаривал, внушал пилейский язык! Это же не финнибиан! Пусть говорит! Выученная беспомощность ведет к полному отупению ума! В учениках это особенно ясно проявляется!

Геранд мрачно молчал. Целую осьмицу? Это он столько проспал? И чему его научили с помощью этого внушения? Впрочем, если он хочет увидеть науку предков и написать свой трактат, он должен говорить хотя бы на одном из языков прародины, каким бы способом его ни учили.

– Меня зовут Геранд, я прилетел со звезды Нимелор, – проговорил он медленно, сам удивляясь своим новым познаниям.

Знает ли мыследей, что родину Геранда можно увидеть только на ночном небе? Старик взмахнул четырьмя руками сразу.

– Невежество посрамлено целиком и полностью, мои догадки подтвердились! Вот откуда явились эти повелители вещей! И до сих пор называют свою родину так, как ее называли в старину здесь!

Родина? Но настоящая родина Геранда здесь! Во всяком случае, так говорит Мадор, и судя по «Неукротимому», так и есть! А что там спрашивает шестирукий старик?

– Как называется твой народ, уважаемый?

– Люди, – проговорил Геранд на родном языке, но только теперь понял, что похожее слово есть в том языке, которому его научил мыследей. Надо сказать Мадору! Где он, кстати? Как раз и руку поможет перевязать, а то болит очень, и кровь не останавливается.

– Я видел, как ты дверь без рук с рогов снимал, у вас все так умеют? Те, кто мыслесилой управляет вещами, в старину назывались повелителями вещей.

– Почему только в старину? – вопрос на чужом языке вырвался у Геранда сам собой, будто он всю жизнь говорил на нем. Вот, оказывается, какое обучение бывает у мыследеев, только бы это не было вредно людям!

– Потому что теперь из твоих родичей здесь никого нет. Должно быть, все улетели на ваш Нимелор.

Но до Нимелора долетели только тридцать первых переселенцев, а остальные что же, неужели погибли здесь или в пути?

– От них осталось что-нибудь? Дома, вещи, машины? – этот вопрос получился нескладным, но и на родном языке Геранд не знал, как его задать. Шестирукий посмотрел с сомнением.

– Никогда не видел и даже не слышал о них, – проговорил он. Значит, связи у Геранда в ближайшее время не будет, а о злополучном выпускном трактате лучше даже не вспоминать.

– А зачем они тебе?

Зачем? Лучше бы Мадор отвечал на такие вопросы! Ну, как тут скажешь? Чтобы потом вернуться сюда и здесь жить? Непохоже, чтобы здесь обрадовались потомкам тех, кого однажды уже изгнали и уничтожили.

– Я хочу их изучать.

– Ты исследователь? Что ты исследуешь, ученый брат?

Ученый брат? На Нимелоре тоже так обращаются, но только к настоящим ученым. Снова стало неловко, он же всего лишь студент…

– Работу машин.

– А твой спутник?

А это вообще объяснить трудно, если не врать, ведь Мадор ничего не изучает, просто хочет за свои деньги найти сокровища старой науки и истории, а потом переселиться на прародину.

– Историю нашего народа.

Кажется, ответ понравился Шестирукому. Мыследей кивнул, а Сафи смотрела уже не со страхом, а с жалостью. Похоже, она смотрит на его руку, которую разорвали когти буйной скотины. Правой верхней рукой старик сделал знак девушке.

– Сафи! Продолжаем! Вот тебе первый урок целительства – заживить раны на руке.

Она нерешительно посмотрела на старика.

– Дядя Аль, ты ведь мне поможешь? Ты когда-то говорил, что иногда соединяют мыслесилу…

– Соединить можно, только моя сила забьет твою, и получится, что лечить буду только я. Учись лечить сама.

Она протянула маленькую пухлую ручку к руке Геранда, повернула ее и осмотрела рану.

– Но тут же грязь, вымыть надо… – она замолчала и потянула его к каменной стене, подпирающей горный склон, из которого бил родник. Чистая вода лилась в каменную чашу, а потом переливалась и утекала под забор. Геранд и Сафи вымыли руки.

– Теперь действуй, – скомандовал Шестирукий. Сафи плотно прижала раны от когтей холодной мокрой ладошкой, и до Геранда донесся ее нежный, едва слышный голос.

– Жизнь приходит светлым даром,

Молодым мила и старым,

Не иссякнут жизни силы,

Не забудется, что было…

Она сжала его руку крепче, заговорила увереннее, будто поверила в свои силы.

– Воздухом, огнем, водой

Жизни вечно молодой

Восприми скорей дыханье,

Облегчи свои страданья…

Боль стала меньше, раны зачесались, а мокрая рука высохла и согрелась, но Сафи вдруг печально вздохнула и отпустила ее.

– Не выходит, дядя Аль…

– Что? – снова взорвался старый мыследей. – Как не стыдно, Сафи! Полное отсутствие целеустремленности! Вот что, давай-ка песню!

– Какую песню?

–Какую любишь! Надо, чтобы ты сосредоточилась!

В этом надо разобраться! Если пение собирает мыслесилу целителей, то и у повелителей вещей это может получиться!