Наследство Осириса (СИ)

- Извините великодушно, - попросил Рихтер. - Я тут немного передумал. Высадите меня на третьей экспедиционной.

Фараон ждал ответа.

Сети думал о мести. Он не был обычным обманутым мужем, измена в его случае превращалась в святотатство. Опущенные глаза и дрожащие губы его недавней любимицы ясно говорили о ее вине. Впрочем, иногда женщины ведут себя так и просто от страха - кто их разберет! Не то жрец, ее соучастник, он держался как обычно, ни единой тени не набежало на его лицо. О, эти жрецы! Они не водили в бой армии, но они обладали знаниями, которых не было ни у кого более. Теперь все будет по-иному, он, хоть стар, не даст никому более основывать государство в государстве. И в глубине души Сети был рад тому, что предоставится повод избавиться от женщины - она стала забирать над ним слишком большую власть, что позволять не следовало. Он не был жесток с наложницами, пусть над ней будет справедливый суд, и пусть решают судьи. Как сказано было в легенде:

Лицо нежней сирийских лилий

Избороздил жестокий страх,

И ножки розовые ныли

В тяжелых бронзовых цепях.

И вновь, как грозные раскаты,

Звучали страшные слова:

«Я – твой супруг, твой старый Бата,

Я жив, и месть моя жива».

В ответ раздался безотрадный,

Бессильный, жалкий женский плач,

И судьи были беспощадны,

И был безжалостен палач.

И утром около лоханки

Худые уличные псы

Глодали скудные останки

Недосягаемой красы…*

Одна дева в гареме провинилась подобным образом несколько лет назад и была брошена собакам - он забыл, как звали ту, забудет и эту.

Размашисто шагая, вошли с мечами наизготовку меджаи - стражники фараона и окружили виновных.

- Держите их, держите, они встречались тайно, они что-то замышляют! - раздался издали с балкона голосок царевны, одной из дочерей Сети.

А Имхотеп по-прежнему ничего в свое оправдание не произнес. Его жрецы переглядывались, мысленно прикидывая, насколько сурово их накажут вместе с их предводителем, но говорить не осмеливались.

Наконец в распахнутые двери прошли два богато одетых человека, которые в столь поздний час давно должны были быть в своих покоях. Один из них был Пасер, главный визир фараона. Другой, одетый в белое, с выбритой головой, как у Имхотепа, но намного старше последнего - Небнетджер. Оба знатных господина остановились рядом с Сети, отвесив ему поклоны.

- Государь, - заговорил жрец Амона. - Ты видишь, что я предупредил тебя небеспочвенно. Ты отдалил от себя нас, слуг великого Солнца, и приблизил других. О государь, ты видишь теперь, что даже их верховный жрец не оправдывает твоего высокого доверия.

Имхотеп впервые разомкнул уста.

- Владыка, этот человек лжет тебе. Он оклеветал меня из зависти. Я невиновен в том, в чем ты меня подозреваешь. Я стою перед тобой, как на суде Осириса, и говорю: вот, слушай меня, я чист. Я не коснулся госпожи, смотри, ее узор в целости.

Фараон вынужден был признать это. Небнетджер сердито топнул ногой.

- Есть множество способов нанести урон чести женщины, не размазав краску на ее теле!

- Я не нанес этого урона, - возразил Имхотеп. - А ты тогда расскажи правду, почему ты так зол. Вы, слуги Солнца, не лишились его света, но вас отдалили от казны фараона и возможности запускать туда руки.

- Гнусная клевета! - возмутился старый жрец. - Владыка, он лжет перед твоим лицом!

- Тогда ты не будешь возражать, если его величество пошлет стражу в твой дом проверить это, и объяснишь, что делают в твоей кладовой трофеи хеттской войны? - очень тихим, но отчетливым голосом спросил Имхотеп. Небнетджер, потеряв самообладание, завопил:

- Это неправда! Это ты подложил мне эти пять… - и осекся, поняв, что сказал лишнее. Понял это и Сети.

- Чего - пять? - строго спросил он. - И откуда ты знаешь, что именно пять?

Пасер, молчавший все время, отодвинулся от обоих спорщиков, всем видом демонстрируя, что готов всецело поддержать победителя.

- Государь, - немного успокоившись, заговорил Небнетджер. - Человек этот виновен. Допроси слуг. Я же никогда не брал ничего, кроме того, что жертвовали мне добровольно… да и не могут храмы великого Солнца прозябать в бедности!

- Государь, - раздался в ответ голос Имхотепа, - слуг можно запугать или подукупить. Прошу суда высшего и справедливого. Повелители Египта! - молодой жрец раскинул руки, повернувшись к залу, где стояли статуи богов. - К вам обращаюсь я! Укажите же истинного виновника, того, кто замышляет злое для Та-Кемет!

Небнетджер рассмеялся, сначала коротко и скупо, затем, не сдержавшись, в полный голос. Но смех замер у него на губах. Стоявшие на своих пьедесталах изваяния медленно, со скрипом, начали поворачиваться в его сторону. Тяжелый негромкий звон пошел по дворцу, когда металлические руки начали отрываться от мощных туловищ и вытягивать указующие персты. Широко распахивались незрячие глаза с выгравированными зрачками.

Боги, сколько их ни было в зале и коридоре, указывали на Небнетджера.