Наследство Пенмаров

Именно отвращение Джонаса к морю завершило дело. К тому времени стоял уже июль, и, проведя восемь выходных в Пенмаррике, он разрешил убедить себя в том, что в прогулке с дядей вдоль скал и по берегу к мысу Корнуолл нет ничего опасного.

Но на пляже он запаниковал и убежал.

Озадаченный, в отчаянии от такого неразумного поведения, Филип вернулся в Пенмаррик, думая, что ребенок прячется за юбками Хелены, но обнаружил, что Джонас исчез. Тогда-то мне и пришлось вмешаться; Филип пришел ко мне в контору, спросил, не видел ли я Джонаса, и, узнав, что не видел, рассказал мне все.

— Наверное, он побежал домой, — сделал я логичное предположение.

— Но сегодня же суббота! — Филип сердито посмотрел на меня. — Черт побери, он ведь уже привык по субботам ночевать у нас! Зачем он побежал домой? Он что, думал, что я его побью? Маленький глупец! Я и пальцем его не трогал, да и не собираюсь, хотя Господь свидетель, что у меня не раз руки чесались взять хлыст…

— Прежде чем что-то предпринимать, надо убедиться, что он дома. — Я думал о глупом поступке Джонаса, и во мне разливалось приятное чувство, я вдруг заметил, что стоит чудесный вечер: солнце светит сквозь зеленые заросли за окном.

— Хорошо, но не мог бы ты пойти со мной в Морву? Если начнутся проблемы с Ребеккой, мне бы хотелось, чтобы рядом был кто-нибудь, кто ее хорошо знает и сумеет остановить ее истерику. Она может подумать, что я заставил Джонаса спуститься в пещеру против его воли или еще что-нибудь.

При мысли о том, что я увижу Ребекку, мой пульс участился. Я задумался, являются ли поиски Джонаса достаточным предлогом, чтобы снова войти в ее кухню и посмотреть, как она заваривает чай, и решил, что да.

Когда мы приехали на ферму, Филип оставил меня в машине, а сам обошел дом вокруг, чтобы войти через заднюю дверь, и, хотя я и приготовился ждать несколько минут, прошло всего тридцать секунд, а он уже сидел со мной в машине одновременно озадаченный и злой.

— Джонас там, — коротко сообщил он, — но Ребекка назвала меня чудовищем и захлопнула дверь у меня перед носом. Не понимаю, какого черта она хотела сказать. Ты не мог бы попробовать убедить ее, что я не тронул и волоска на голове ее глупого отпрыска? Чудовище — это странное слово, я ведь всегда старался быть добрым с мальчиком.

— Позволь мне поговорить с ней, — живо откликнулся я и поспешил к задней двери, чтобы он не успел понять, как я возбужден перспективой снова увидеть Ребекку.

Дверь была заперта, поэтому я постучал и подергал ручку.

— Ребекка? — позвал я. — Можно войти? Это Джан.

Дверь распахнулась, и прежде чем я успел сказать хоть слово, Ребекка кинулась ко мне с распростертыми объятиями и громко зарыдала у меня на груди.

Я пришел в неописуемый восторг от такого неожиданного финала нашей разлуки, тоже обнял ее и так крепко поцеловал в губы, что она не смогла говорить; только через несколько секунд ей удалось оторвать свои губы от моих и выдохнуть мое имя.

— О, Джан, Джан…

— Ну-ну, — успокаивающе говорил я, гладя ее по голове. — Все хорошо, я здесь. Что случилось? Джонасу плохо?

Она опять принялась всхлипывать. Я не мог разобрать ни слова.

— Где ребенок? Он ведь здесь?

— Да, он… наверху… прячется… Он испугался. — Она взяла протянутый мной носовой платок и неуклюже начала вытирать слезы. Пальцы ее дрожали. — Он сказал, что Филип повел его на пляж, и он, Джонас, испугался так, что убежал. О Боже, что же делать? Мне не следовало доверять Филипу, не следовало! Я должна была помнить, чтоХью всегда о нем говорил. Мне не надо было успокаивать себя тем, что Хелена опять с ним живет, я читала о таких людях в газетах — им нельзя доверять, даже когда они женаты….

— Ребекка, дорогая, — сказал я, с трудом веря собственным ушам, — ты что, хочешь сказать, что…

— А что еще могло так напугать Джонаса? — Слезы снова потекли у нее по щекам. — Я больше не позволю ему ездить в Пенмаррик, — в ярости сказала она. — И не позволю Филипу диктовать мне, в какую школу должен ходить Джонас. Всем известно, что происходит в интернатах для мальчиков. Может быть, Филип специально выбрал такую школу…

— Дорогая, ты сошла с ума.

— Я сошла с ума, когда отпустила его с Филиппом одного! Я не позволю, чтобы мальчика воспитывал…

— …щедрый, честный человек? — В тот момент я даже не задумывался о том, что культивировать ее чудовищные подозрения в моих интересах. Я чувствовал только возмущение оттого, что она отплатит Филипу, который не хотел сделать Джонасу ничего плохого, таким несправедливым и ничем не заслуженным недоверием. — Черт побери, Ребекка, возьми себя в руки и перестань молоть ерунду! Филипу не нужны женщины, но есть разница между любовью к мужской компании и тем, в чем ты его обвиняешь. Позволь мне поговорить с Джонасом, и ты поймешь, что воображение завело тебя слишком далеко. Где он? Приведи его сюда и дай мне с ним поговорить.

— Нет, — рыдала она, — нет, не позволю тебе допрашивать Джонаса. Он расстроен, напуган да и не любит тебя. Он не забыл тот раз в Пенмаррике, когда ты…