«Врет, – понял Малкин. – Когда речь заходит об этой женщине, он не говорит ни слова правды. Почему? Неужели действительно замешан в ее бизнесах? Тогда это серьезный скандал. Государственный чиновник ведет бизнес через подставное лицо. Такое раскрыть – значит заслужить вечную благодарность Иваненко. Если, конечно, он оклемается».
– А почему ты сам не хочешь с ней поговорить, Геннадий Валерьянович?
– По той же причине, – усмехнулся Малкин. – Говорить-то не о чем. К государственным тайнам она не допущена. А остальное меня, честно говоря, не так и волнует. Ну, брякнет она этому принцу какую-то чепуху. И что? Переживет Его Высочество.
Козырин смерил собеседника пристальным взглядом, налил в его чашку заварки и кипятка из самовара. Не торопясь, повторил эту процедуру со своей чашкой.
– Пей, пока горячий, – Козырин поставил чашку перед директором службы безопасности и, не глядя на собеседника, будто между прочим, заметил: – А ты ее не любишь. Интересно, за что. И меня в чем-то подозреваешь.
Эти слова могли кого-то застать врасплох, но не Геннадия Малкина. Он спокойно отхлебнул чай из чашки, взял из вазочки небольшое пирожное и отправил в рот.
– Дело не в любви или нелюбви, Пал Степанович. Я ее не понимаю. А когда я чего-то не понимаю, меня это очень сильно напрягает. Не понимаю, как она за полгода сколотила бизнес, на который любой наш бизнесмен тратит десятилетия. Не понимаю, как она заставляет наших лучших бизнесменов, олигархов из первого ряда совершать сделки, которые им не выгодны. Продавать ей за бесценок банки и заводы, месторождения нефти и трубопроводы. При этом они не жалуются, не сетуют на ошибки. А добровольно идут на все ее условия.
– Может быть, шантаж? – предположил Козырин.
– Тогда они пришли бы ко мне, – отмахнулся Малкин, – и все было бы решено в течение часа. Но ко мне не пришел никто. Ни один из тех, кто потерял в результате ее действий огромные деньги. Я этого не понимаю, Пал Степаныч. И потому буду относиться к ней настороженно, пока не пойму. Что касается тебя, то, – Малкин помедлил, – мне действительно кажется, что ты что-то не договариваешь в отношении этой дамы. Мне непонятно, почему ты отдал ей порт, обещанный Иваненко. Теперь эта авария…
– Ты что же, меня подозреваешь в покушении на Иваненко? – голос Козырина зазвучал жестко и резко. – Я и позавчера, и вчера в Москве был.
– Не заводись, Пал Степаныч, – поморщился Малкин. – Я тебя ни в чем не подозреваю. Но понять хочу все до конца. И приехал к тебе сегодня в надежде, что ты мне ситуацию прояснишь. А ты ее еще больше запутал своим рассказом о честном конкурсе и свободном волеизъявлении членов комиссии. Вот такая ситуация.
В парке установилась тишина. Только с верхушек деревьев доносились редкие крики птиц и шуршание лапок белок по стволам и веткам.
– Поеду я, Пал Степаныч, – Малкин поднялся. – Поздно уже. Спасибо за чай.
Козырин тоже вылез из-за стола. Он понимал, что должен что-то сказать Малкину после его откровения, и судорожно пытался подобрать нужные слова. Молча они пошли по аллее к дому. Молча попрощались у машины. Нужных слов Козырин так и не нашел.
17
Когда зазвонил телефон, в приемной не было посторонних. Ада, сидевшая за своим большим столом, подняла голову. Под ее строгим взглядом новая секретарша Арины, черноволосая Виолетта, подняла трубку.
– Слушаю!
По лицу Виолетты Ада сразу поняла: она удивлена и не знает, какое решение принять.
– Кто это? – спросила Ада. Виолетта прикрыла трубку рукой.
– Наша охрана. Там у ворот какая-то женщина…
– Какая женщина?
– Хочет встретиться с Ариной Александровной. Говорит, что она ее родная тетка.
Ада выскочила из-за стола и взяла трубку из рук Виолетты.
– Кто это?
– Дежурный у ворот Николай Бородулин, – услышала она бодрый голос. – Здесь какая-то женщина. Утверждает, что она родная тетка Арины Александровны. Приехала из Сибири. Пропустить?
– Нет, – отрезала Ада. – Никого пропускать не надо. Я сейчас выйду.
Ада вернула трубку Виолетте и пошла из приемной.
Вот это то, чего она боялась. Если прошлое не удержать, оно ворвется в их жизнь и нарушит все планы. У бизнесмена, идущего к своей цели, нет и не может быть в сердце ни тоски, ни любви, ни жалости, ни теплых воспоминаний юности, ни родственных привязанностей. Родственники и старые приятели с их вечным сюсюканьем и красивыми рассуждениями о нестареющей дружбе – это помеха, которая должна безжалостно удаляться с пути. Лозунг «Только вперед!» не предусматривает никакой возможности оборачиваться и копаться в прошлом.
Ада быстро пересекла парк, в котором уже распускались недавно посаженные яблоневые и вишневые деревья, а на клумбах цвели розы разных цветов, и подошла к проходной у ворот. Из окна появилась голова охранника.
– Где она?
– На скамейке у ворот.