Наследство убитого мужа

Мы покорно ждали в сияющем чистотой приемном покое. Издевательски медленно тянулись минуты. Звенели натянутые нервы. Мне было плохо, я не находила себе места. Шура сидела рядом, с любопытством поглядывая на меня. Ей было увлекательно, конечно, а мне каково? Потом она разворчалась, что ненавидит бахилы, они постоянно слетают и рвутся (лучше бы ласты выдавали!), украдкой покосилась по сторонам и стащила с туфель упомянутую больничную «обязаловку». Упрекнуть ее в этот час оказалось некому, в приемном покое находилось лишь несколько человек. Подремывала пожилая женщина с истончившимися кудряшками. Сидели обнявшись двое хмурых молодых людей – у девушки привезли в больницу отца с острым приступом гастрита. Изредка проходили люди в медицинской униформе, но в нашу сторону не смотрели. У дежурной по этажу негромко вещал переносной телевизор. Женщина следила за ситуацией в стране и мире и тянула чай из гигантской кружки, питая бессонницу.

За полтора часа я закрутила себя в раскаленную спираль и уже не знала, о чем и думать, когда в приемный покой, вкрадчиво ступая, спустился знакомый Шуры, оказавшийся местным главврачом. Он воровато поглядел по сторонам и заструился в нашу сторону. Мы метнулись ему навстречу, даже Шура разволновалась, чего уж говорить обо мне!

– Выберется ваш протеже, – порадовал в первых строках специалист, и я шатнулась – камень с души свалился, и я стала легче пушинки. Захотелось улыбаться, петь, веселиться! – Но досталось ему основательно, – продолжал врач. – Процесс восстановления затянется. Бывало, удачнее входили и выходили пули из людей. У пациента сквозное ранение левого плеча. Пуля задела лучевую кость в передней трети – перелома нет, но осталась трещина. Повреждены плечевая артерия и лучевой нерв. Все лечится, но рука какое-то время не сможет выполнять свои функции. Помимо этого наблюдается травматический шок, компенсированная ишемия левой верхней конечности – недостаток крови в органе, и возможна подкожная эмфизема – накопление воздуха в подкожной клетчатке. Все это не смертельно, но эмфизема может распространиться на другие области. И вот еще что, Шурочка… – Врач замялся, глянул как-то виновато. – Я пошел тебе навстречу, ты должна это оценить… Можете представить, чем я рискую. Я сразу был обязан сообщить в полицию…

– Илюша, не жеманничай, а? – попросила Шура. – Ты молодец, ты мужественный человек. Мы с подругой это ценим и обязательно выпьем за твое бесстрашие. А также ты получишь то, что я тебе уже наобещала…

Врач смутился, стыдливо глянул в мою сторону, но я плевать хотела на их «незаконченные» амурные отношения.

– Шура, я это к тому, что не могу гарантировать безопасность вашего парня… – бубнило местное «светило». – Все это может вскрыться, и тогда у нас будут неприятности. О пациенте помимо меня знали трое – они готовили и проводили операцию. Я не могу обещать, что они будут молчать…

– Намекаешь, что надо сваливать? – насупилась Шура.

– Да, Шура, это необходимо, – решился врач. – Часок-другой он должен полежать под капельницей, ему необходим покой. А потом, извини, вам нужно искать другое место, где он сможет полностью восстановиться…

– Илюша, мы поняли, – кивнула Шура, – можешь не продолжать. Все равно мы тебе признательны… и теперь знаем, к кому везти пациентов с огнестрельными ранениями, – не преминула она подколоть боязливого медика. – Где он находится?

– Второй этаж. Палата номер шесть…

– Изверги вы, – усмехнулась Шура. – Ладно, Илюша, свободен. Кстати, как жена?

– Неплохо. – Он густо покраснел и убежал по своим неотложным делам.

И снова мы сидели в приемном покое, наматывая нервы на кулак. Я вздрагивала всякий раз, когда в больницу кто-то заходил. Пару раз подъезжали кареты «Скорой», шастали хмурые медики с одутловатыми лицами, крысясь на родственников доставленных больных. «Женщина, какая вы бестолковая, сколько раз вам можно говорить: я не знаю, выживет ли ваш муж! – орала молодая врачиха с выпуклыми от недосыпания глазами. – У него инфаркт, вы что, не знаете, что при таком диагнозе возможно все!»

– Господи, почему в наших больницах работают только те, кто ненавидит людей? – недоуменно пробормотала я.

– А ты не знала? – покосилась на меня Шура. – Работа у них такая – ненавидеть людей.

Я погружалась в какую-то тупую прострацию. Временами посматривала на часы – и снова погружалась.

С горем пополам протащился час. Приемный покой опустел. На нас никто не обращал внимания. Уборщицы и дежурная смена толклись в коридоре у переносного телевизора и живо обсуждали то ли новость, то ли важный эпизод любимого сериала. «Ну надо же, – сварливо брюзжала Шура, – вся безумная больница у экрана собралась. Шумят, дремать мешают. Ответственные люди, блин, на ответственной работе…»