Наследство убитого мужа

Я, видимо, тоже задремала. Очнулась в страхе и завертела головой. Приемный покой наполняла какая-то неестественная вязкая тишина. По улице сквозь застекленные двери сновали зыбкие тени. В приемном покое сидели только мы с Шурой. Я бросила взгляд на настенные часы. Без малого четыре. На улице предутренняя июньская хмарь. Вроде все спокойно… Я осторожно перевела дыхание, покосилась на Шуру. Она не спала, сидела мрачнее тучи.

– Чего дрожишь? Афган снился? – покосилась на меня подруга.

Шуточки у нее весьма специфичные. Я прислушалась к тому, что хотела сообщить интуиция. Голосок ее был слабый, не прослушивался, но на душе было неуютно. Правда, в последнее время это мое привычное состояние.

– Снова «депресняк» одолевает, – проворчала Шура. – Давно замечаю за собой – остро-режущие приступы без всякой видимой причины. Мой лечащий психоаналитик уверяет, что это разновидность депрессивного состояния… как там ее… эффлюэнца – вот. Очень тяжелое состояние, присущее исключительно молодым и богатым людям в обществе потребления. Мы испытываем недостаток мотивации и страшно одиноки.

– Это ты-то молода и одинока? – удивилась я.

– Конечно, еще какая молодая и какая одинокая! Знаешь, какая я в душе молодая? А все эти черти, что вьются вокруг меня, – думаешь, им удается разрушить мое космическое одиночество? Да черта с два. Вот был бы у меня такой же… – она с тоскливой меланхолией уставился в потолок, – который и из бурного потока вытащит, и от пули закроет, и в подъезде к теплому мусоропроводу прижмет…

Мы сидели и вздыхали. В больнице было тихо, и мне это окончательно разонравилось. Персонал куда-то попрятался. Наступало самое сонное время суток.

– Шура, пора уже, – прошептала я. – Нужно увозить Антона, терпения больше нет, только нервы мотаем. Ты знаешь, куда его можно увезти?

– Ну да, есть тут один загородный домик… – Подруга задумчиво почесала носик. – Будет там ему и уход, и покой… – Она привстала, посмотрела по сторонам. – Давай, действуй, ты знаешь, где его искать, а я на стреме побуду, на улицу выйду. Выводи своего суженого через черный ход, помнишь, где машина…

Страшно не хотелось беспокоить Антона, вновь тревожить его рану. Он должен был отлежаться, набраться сил. Но у меня уже не хватало терпения. Слишком много выпало за последние сутки, я страшилась неопределенности, опасность мерещилась за каждой дверью. Я на цыпочках выскользнула в коридор первого этажа. Серая мышка: кофточка, дарованная Шурой, почти идеально сливалась со стенами. На посту дежурной было тихо. Беззвучно мерцал телевизор – телепередачи давно закончились. Полная женщина в белом халате мирно спала, откинувшись на спинку стула. Она размеренно сопела, ноздри хищно раздувались. Я хотела пройти мимо, но передумала, обнаружив приоткрытую дверцу шкафчика. Покосившись на спящую медработницу, на носочках добралась до шкафа, извлекла оттуда белый халат, облачилась в него. Вытащила белую шапочку, пристроила на макушке. Извлекла белую марлевую повязку, повязала вокруг нижней половины лица. Стетоскопа, весьма уместного на груди, в шкафчике не оказалось. Я решила, что достаточно, забрала со стола прозрачную папку (для солидности) и на цыпочках отправилась дальше – вся такая в белом. На лестнице было тихо, в широком коридоре второго этажа тоже не кипела жизнь. Я двигалась бесшумной воровкой мимо закрытых дверей и голых лавок, мимо каталок, сверкающих холодным алюминием. Шестая палата, я приоткрыла дверку, просочилась внутрь, отметив краем глаза, что палата двухместная. Объект моих устремлений находился в глубине, у окна. Приоткрыл один глаз сосед – щупленький седой мужичок с загипсованной ногой.

– Привет, – пробормотала я, поправляя повязку. – Как анализы? – И проследовала к кровати у окна, на которой лежал Антон.

Он размеренно дышал, подключенный к капельнице, глаза его были закрыты. Я потянулась к нему, погладила по щеке и, не удержавшись, поцеловала. Антон открыл глаза, подмигнул мне. Загадочного блеска в них уже не было, это были мутные глаза больного человека – но уже отнюдь не умирающего.

– Спишь, что ли? – прошептала я.

– На подзарядке, – слабым шепотом отозвался он.

– И долго еще… заряжаться будешь?

– А что?

– Валить надо, Антоша. Опасно здесь оставаться. Шура отвезет нас в безопасное место.

– Ну, что ж, пошли, потом заряжусь… – Он начал подниматься, закряхтел. Кожа на виске натянулась, обрисовав фиолетовую сеточку вен.

– Подожди, – испугалась я. Он рухнул обратно, а я обняла его и стала целовать, теряя над собой контроль. Ну, все, мама дорогая, прощай, здравый смысл, я полетела… Антон напрягся, обнял меня здоровой рукой…