Наследующий землю

Ляпу взяли с поличным. В тот же день его куда-то увезли из интерната, а Стёпка не спал всю ночь. Сам он так и не научился воровать, но так подставить товарища?! Его жгла совесть. Пойти в кабинет к директору и обо всём рассказать, признаться в собственном преступлении? Он вдруг вспомнил бабушку. Печалясь об участи сына, преступившего закон, она горестно вздыхала: «На миру и смерть красна, теперь и ответит за всё – мир ему судья». Деда, враз постаревшего, но стоически переносившего жизненную невзгоду. Отца в зале суда, притихших земляков… И к нему пришло другое решение.

Утром перед занятиями была объявлена общая линейка явно по вчерашнему инциденту. Ничего не подозревавшие Димон и Жека держались гоголем, хоть добычи лишились, но наказания удалось избежать.

Директор школы-интерната Викентий Львович – бывший военный, со строевой выправкой и строгими методами воспитания, едва объявил о цели сбора, как в рядах средней группы началась непонятная потасовка. Это Стёпка, растолкав приятелей, выскочил из строя и встал рядом с руководителем. Лицо его было пунцовым от прилива крови, так же как отец в зале суда, он понурил голову.

– Ты намерен что-то сказать нам? – помог ему директор.

– Это я… Я подкинул Ля… – он сбился, – Вовке Лебедеву деньги в карман. Мне их дал Димка. Я не знаю, где он их взял и сколько там было. Он велел мне их Вовке…

Силы Степана покинули, он побледнел, как-то весь сжался и убежал в спальню.

После его вызывали в кабинет к директору, в котором уже находился милиционер – инспектор по делам несовершеннолетних, хорошо знакомый в интернате. Степана ещё раз расспросили, но он твердил только о своём поступке, не рассказывал о прошлых делишках Димона и Жеки, не выгораживал себя.

– Ты совершил безнравственный поступок по отношению к товарищу, но нашёл силы признаться в этом, а это дорогого стоит. Надеюсь, из тебя получится человек! – глядя в глаза, сказал ему Викентий Львович.

На занятия Степа не ходил, уже в дверях его окликнул директор:

– Стёпа, сегодня ты дежуришь на кухне. Иди, там Зоя Ивановна ждёт.

Зоя Ивановна – женщина преклонного возраста слыла в интернате всеобщей «бабушкой». Её большого сердца хватало на всех страждущих.

Улучив момент, она завела Стёпку в закуток, усадила напротив:

– Рассказывай, хлопец. Что приключилось?

И странное дело, ей доверяли многие, кто тянулся к добру, выкладывал всё как на духу, без утайки. Зоя Ивановна никогда не предавала, а вот добрый совет могла дать, приободрить, приласкать, погладить изработанной шершавой ладонью вихрастую голову. И самые отчаянные «рубаки» тянулись к этой ласке, подставляли покорно головы… Тут не боялись показаться слабыми, неокрепшими птенцами.

Знала Зоя Ивановна – в такие минуты проступали у сорванцов под насупленными лбами и нависшими чубами скупые слёзы. И выходили мальчишки из того закутка чуть иными…

На обеде Степан обнаружил, что Димона и Жеки нет за столом, а вот Ляпа появился. Он избегал встречаться с ним взглядом, и Стёпка опять мучился угрызениями совести: значит, не простил. Он плёлся после обеда в класс подготовки, как вдруг к нему подскочил Тяпа – «шестёрка» из группы Гюрзы.

– Слышь, Стёпа, тебе стрелка забита. Приходи после отбоя в одиннадцать часов в подвал, сам знаешь куда.

– Понял, – только и сказал Стёпка. Он знал, чем ему грозит эта стрелка, его будут наказывать как «стукача» – предателя. Вариантов, у кого попросить защиты и кому сказать об этом, у него не было…

После отбоя, лёжа под одеялом, он мучительно соображал: не пойти, игнорировать стрелку? Это бесполезно! Эти найдут способ, как и где его подкараулить и привести свой приговор в исполнение. Сказать Ляпе? Он сам перед ним виноват. Попросить прощения? Он попросит. Только потом… Вот «полечат» его «друзья-товарищи», и он, как Ляпа, будет жить в ожидании очередного унижения. Они станут на равных…

Своё решение пойти на стрелку он скрепил в душе давним: как-то он с большим трудом выменял настоящий рыболовный крючок у старших ребят, отдал за него своё мальчишечье сокровище – значок в честь Дня космонавтики. В тот же день, в предвкушении рыбацкого счастья, привязывал крючок к леске. С готовой рыболовной снастью он должен был зайти за Лёнькой. Вдруг крючок извернулся, проткнул указательный палец левой руки и вышел из него шипом наружу. Боль стерпел – ерунда! Что же делать теперь с крючком? Перекусить пассатижами зазубрину и безболезненно вытащить его? Таким добром в деревне не разбрасываются, в сельмаге его не приобретёшь.

Между тем подушечка пальца посинела, кровь сочилась из мест прокола. Как знал друг, что со Степаном беда, прибежал сам, без слов понял, в чём дело, присвистнул только.

– Ерунда, – отмахнулся Стёпка. – Доставай лезвие, – он вытащил из кармана спичечный коробок со своими «сокровищами», – режь!

Выложил палец на чурбак. Лёнька с лезвием нагнулся около, но как ни приноравливался, не решился разрезать другу палец.

– Хирург из тебя не получится! – вывел Стёпка вердикт. – Давай, я сам пластану.