Насмешка Артиста

– Считаю. Мы пришли к разногласиям, но я не стала игнорировать его просьбу. К тому же на камерах все равно горят красные лампочки. Этого достаточно, чтобы воры даже не задумывались о краже. Иной раз лучше просто припугнуть ложью, чем кропотливо работать над правдой.

– Отличная фраза. Хорниева, запиши себе.

– Подождите. – молвила Хорниева, игнорируя шутку. – Вы говорите, что мы бы нашли общий язык с вашим отцом. У него есть какая-то теория?

– О, да. Он думает, что несчастного мужчину убили из-за него.

– Но вы так не думаете, верно?

– Я вообще предпочитаю не думать об этом. У меня и так прибавилось забот.

– Хорошо. – Вениамин задел Хорниеву за локоть. – Мы поговорим с вашим отцом.

Тамара кивнула и направилась вдоль коридора к главному залу. Вениамин деловито провожал её взглядом, скрестив руки на груди.

– Мне кажется? Или вы действительно пялитесь на ее зад? – возмутилась Хорниева.

– Вы не почувствовали?

– Что?

– Эта женщина испытывает ужас меньше, чем любой из ментов.

– Кстати, да. Она недовольна, но не взволнована. И вы до сих пор пялитесь на ее задницу, Вениамин. Это ужасно.

– Да почему я не имею право пялиться на чью-то задницу?

– Потому что это некультурно, Вениамин.

– О, господи! Культурность этого заведения зашкаливает. И это убивает меня. Мне нужно хоть как-то разбавить эту концентрацию культурности. И вообще! У нее отличная задница. Грех не попялиться. А вы, видимо, завидуете, лейтенант?

– Чего?! – Хорниева покраснела от злости. – Все, хватит! Давайте заниматься убийством.

– Я только за, но вы же начали эту тему. Я просто посмотрел ей вслед.

– Вениамин!

Мужчина слабо посмеялся и вскинул руки.

– Ну, все-все. У нас реально много работы.

Хорниева выдохнула и, наконец, отвлеклась на дело.

– Почему же она так спокойна?

– Не знаю. Нужно поговорить с ее отцом.

Следователи отправились в кабинет художника.

Это была просторная комната, выполненная все в том же стиле барокко. За столом сидел седоволосый мужчина. На вид лет шестидесяти.

За его спиной висела огромная картина. Единственная в данном кабинете. На ней была изображена маленькая девочка на высоком стуле.

– Следователи? Вам удалось найти негодяя? – молвил Первороднов, вставая из-за стола.

– Эм-м. – Вениамин слегка опешил от такого вопроса. – Нет, мы же только начали. Меня зовут капитан Хлебников, со мной лейтенант Хорниева. Мы должны задать вам несколько вопросов.

– Убийца – Жан-Поль Дю Мерси. – резко проговорил художник и отвернулся к окну.

– Кто? – изумились в один голос Хлебников и Хорниева.

– Жан-Поль Дю Мерси. Он – злодей и глиномес. Мой главный враг.

– Простите… Откуда такая уверенность?

– Разумеется, у меня есть причины так полагать. Когда я только прибыл в город, чтобы основать выставку, этот мерзавец уже был здесь. Мы случайно пересеклись в ресторане «Перо Порицателя», он сказал, что я пожалею, что прибыл в «его» город. Ха! Он возомнил этот город своим.

– Погодите. С чего вообще началась ваша вражда?

– С чего? Хм. Это было несколько лет назад в Праге. На слёте художников. Он хотел подкатить ко мне свои яйчишки, но я сразу дал понять, что являюсь закоренелым гетеросексуалом. Потом мы разговорились о живописи. И это чудовище сказало, что творчество Айвазовского переоценено. Я по его глазам видел, как он хотел оскорбить мое чувство прекрасного. Это было невыносимо. Я высказал о его вкусах все, что думал. Каково же было моё удовлетворение, когда я столкнулся со спесивым возмущением на его лице.

– Стоп-стоп! Вы говорите, что стали заклятыми врагами просто из-за споров об искусстве?

– Истинно так. На днях я подговорил мужа своей дочери закинуть этому содомиту мертвую крысу в почтовый ящик. Видимо, засранец не отчаялся и сделал свой ход.

– Так! – Вениамин уже едва сдерживался. – Вы понимаете, что там человека убили? Какая нахер крыса?!

– Поумерь тон, мальчик. Я еще раз повторяю. Убийца – Жан-Поль Дю Мерси. Не могу сказать ничего хорошего о его творчестве, но в искусстве оскорблять мое достоинство он – величайший гроссмейстер.

Вениамин тяжело вздохнул. Работа следователя требовала быть рассудительным. На грани с циничностью. Зачастую полицейские претерпевали профессиональную деформацию. Для них смерть и боль становились повседневным явлением, а потому не вызывающим ярких переживаний. Все старшие коллеги Вениамина стали такими. Большая часть из них уже на пенсии. И грустнее всего, когда каждый из них говорил о смерти, как о незначительном явлении. Вот засуха, огород приходится поливать вручную чаще. Досадно. Вот люди не успели на самолёт, и теперь им ждать следующего рейса сутки. Досадно. Вот умер кто-то. А ему так и не пришлось услышать тех слов, которые необходимо было донести. Досадно.

И Вениамина неимоверно злило, когда он сталкивался не с циничными соработниками, а с простыми людьми, утратившими беспокойство за несчастья. Словно все вокруг начинают терять фундаментальный дар под названием человечность.

Вениамина злило. И он терпел.

– Ладно. Мы проверим вашего Дю Мерси.