Насмешки судьбы (СИ)

      Обнимаю его за спину, притягивая к себе еще сильнее, забираю инициативу в поцелуе, которую мне отдают, но с неохотой. Целую его уже я: напористо, жадно. Мой. Горький поцелуй с привкусом сигарет и легкого безумия. Не мог представить, что все ощущения могут так обостриться от одного касания губ, от соприкосновений влажных языков, от его легкого стона, когда не сдержавшись, сильнее чем положено, сжимаю его бедра, срываю ремень, выдергивая его из шлеек джинсов, и с грохотом отбрасываю на паркет. Он отвечает так же страстно, как я, и почти готов поверить, что делает это совершенно искренне, если бы ни несколько слезинок, скатившихся из закрытых глаз.

      Разрываю поцелуй, сцеловываю хрустальные капли его души и, осторожно уложив на застеленную постель, отстраняюсь, чувствуя, как до синяков вцепляются его пальцы в мои плечи. Стаскиваю с него джинсы вместе с бельем и взвыть готов, видя насколько он возбужден и вздрючен не по-детски. Маленький мой, что же ты делаешь со мной?

      Раздвинув его бедра в стороны, наклоняюсь, чтобы возобновить поцелуй и он... распахивает глаза... Взгляд... блядь, он такой... живой, настоящий и, сука, до дрожи во всем теле... он...

Пара мгновений, глаза в глаза, душа в душу, не открываясь, нет, скорее позволяя нырнуть в себя, попробовать довериться. Со стоном сползаю вниз, утыкаюсь лицом ему в живот, трусь носом о влажную от напряжения кожу, дышу им, люблю его...

      - Блядь, - выдыхаю зло, понимая, что от осознания такой простой истины не хило так нервы дернуло, что кажется - еще чуть-чуть и позорно разревусь прямо на нем. А он, будто издеваясь, будто зная, как меня ломает рядом с ним, как выворачивает всего наизнанку, гладит мне шею... ГЛАДИТ, блядь! ОН! Ласкает, а я слушаю его дыхание, выцеловывая плоский живот, спускаясь все ниже, хочу почувствовать его вкус. Он уже влажный, манящий такой, сам шире разводит ноги, языком дразню тыльную сторону бедра и, поймав его, когда дергается от щекотных прикосновений, даю ощутимого шлепка и сам вздрагиваю от его звонкого вскрика.

      - Я сдохну щас, - выдаю вслух, трусь о его низ живота, зарываясь носом в редкий пушок в паху, целую, ласкаю и сам себе не верю, что делаю все это не просто с ним, а вообще способен на подобное.

Злюсь на себя, на него, на весь белый свет и тьму преисподней! Оторвав голову и заглянув в его полуприкрытые пьяные глаза, обсасываю гордо торчащую вверх розовую головку, обвожу языком по кругу, толкаюсь в дырочку, раскрывающуюся от легкого давления и глубже беру в рот. Ян замирает, словно не веря своим ощущениям, и, шумно выдохнув, одной рукой вцепляется мне в шею, не задавая темп моим толчкам, а ЛАСКАЯ изрядно вспотевшую кожу под наглухо застегнутой рубашкой, а вторую руку, согнув в локте, опускает на глаза. От кого ты прячешься, малыш? От меня? Поздно уже, я слишком глубоко засел у тебя в сердце. Я буду так думать, пока ты сам не докажешь мне обратное...

      Ян, совершенно не стесняясь, если не брать во внимание яркий румянец на пылающих щеках, шире разводит ноги в стороны, чуть приподнимает бедра, просит большего, а я взвыть готов, потому что это слишком, слишком откровенно, провокационно, нечестно.

      Его грудь быстро вздымается, коричневые ореолы сосков выгодно выделяются на бледной коже и в них нестерпимо хочется вцепиться зубами, что я и делаю, с хлюпающим причмокиванием выпустив влажный член изо рта. Ян вздрагивает, но так же продолжает прятать от меня взгляд. Частично я этому рад, потому что меня и так разносит на миллионы составляющих, а что будет, если посмотрит мне в душу, боюсь представить. Но желание, чтобы видел только меня, видел, кто приносит ему удовольствие, ЗНАЛ, что это я, куда сильнее. Откидываю его руку в сторону, заставляя приоткрыть глаза, и, сев между его ног, начинаю расстегивать на себе рубашку, путаясь в пуговицах, и уже почти готов порвать ее на свей груди, когда Ян, присев передо мной, начинает неторопливо, и даже лениво, расстегивать пуговку за пуговкой, пока я сгораю под прицелом его безумных глаз. Что же ты творишь? ЧТО, Ян? Зачем? Зачем стаскиваешь рубашку с моих плеч, как бы невзначай оглаживая их... зачем скользишь ледяными пальцами по груди, спускаясь ниже... зачем прижимаешься губами к шее, целуешь ключицы? Зачем? Я же вижу, что тебе нравится то, что происходит с тобой, что сам делаешь. Какая же ты дрянь...

      Ремень летит в сторону, создавая на полу еще больший беспорядок, толкнув его в грудь, заставляю откинуться обратно на кровать, и шипя сквозь зубы, стаскиваю с себя штаны и белье, следом отправляются носки.

      Все тело горит, болезненно пульсирует и если не унять этот жар, с каждым легким касанием чутких пальцев, разрастающийся... сдохну.

      Тюбик со смазкой открываю с первого раза, видя его тщательно скрываемое волнение, вынужден взять себя в руки. Ему страшно. Черт. Как же эти страх и волнение сейчас бросаются в глаза. Комкает в пальцах покрывало, кусает губы, отворачивается, все еще стараясь быть сильным. Родной мой...