Насмешки судьбы (СИ)

Не надо тебе со мной быть сильным, не надо храбриться, я же закрою тебя, собой закрою, ты только позволь мне это, мне это нужно, нам нужно.

      Выдавив приличное количество прохладного геля на пальцы, размазываю его по сжавшемуся колечку мышц и практически без труда проникаю в него. Осознание, что у него недавно был секс, ТАКОЙ секс, неприятно полоснуло по сердцу. Он отворачивается, кажется, перестает дышать и прячет глаза, что ж, сейчас так даже лучше, не сможет увидеть моей безумно-болезненной усмешки. Захотелось сделать ему больно. Настолько, чтобы понял, каково это мне, знать, что трахался с другим, сам захотел. Тварь! Какая же ты тварь, Ян.

      Смазываю остатками смазки свой дергающийся от нетерпения член, вытираю руку о покрывало, желая избавиться от скользкого геля на пальцах, не растягивая его притягиваю ближе к себе и, надавив головкой члена на припухшую дырочку, медленно вхожу, хотя так хочется с силой насадить его на себя, заставить кричать, просить прощения, но я держусь, подкупленный его недавней лаской.

      Он хрипло дышит, задерживает дыхание, морщится. Продвигаться достаточно трудно, но не настолько, чтобы ему было нестерпимо больно. Клим хорошо его растянул. Черт. С шлепком врезаюсь в него, не дотерпев всего пару сантиметров. Он выгибается на кровати, распахивает глаза, но молчит: ни тебе криков, ни мольбы перестать, знает, что заслужил такое отношение. И когда уже почти готов начать трахать его дико, несдержанно, так, как хочет того измученная душа... он, повернув голову ко мне, не смахивая стекающий с висков пот, едва переводя дыхание... протягивает ко мне руки, желая обнять... и в глаза смотрит так... черт... так просяще, с нежностью, что для него вообще не свойственно. Я умер. В его настолько искреннем жесте умер. Я прошлый, или настоящий, а может быть будущий, без разницы, но умер, где-то в глубине все еще не зачахшей во тьме души.

      Подаюсь к нему, тут же скованный его тесными объятьями, утыкаюсь носом во влажную шею, пахнущую им самим, сигаретами и потом, обнимаю его, просунув руки под спину, и тесно прижимаю к себе, полностью опускаясь на него всем весом, осторожно выхожу из него наполовину и погружаюсь вновь, врываясь в жар его тела. Хрипит мне на ухо, сжимает плечи, дрожит, подается бедрами навстречу, и каждым своим тихим сдержанным вздохом, движением бедер выглядит до безумия эротичным, желанным, нестерпимо нужным.

      - Что же ты делаешь со мной, парень? - шепчу едва слышно, не до конца уверенный, что он смог разобрать мой бессвязный бредовый шепот. - Что ты делаешь...

      Сильнее толкаюсь в него, чувствуя, как постепенно нежность притупляется, разгорается желание, хочу его. Хочу теснее, еще ближе. Крепче сжимаю его в своих руках, заставляя захрипеть от удушающей хватки и, подержав пару секунд, отпускаю, нежно целую в плечо, заранее прося прощения, и отстранившись, уверенно закидываю стройные ноги, покрытые едва заметными мягкими волосками, себе на плечи, поцеловав острую коленку, срываюсь на бешеный темп. Его стон награда для моих ушей. Мечется по кровати, пытается сдернуть ноги с моих плеч. Поздно, милый, найдя нужный угол проникновения, уже не отпущу.

      Бросает то в жар, то в холод и так хорошо, что даже плохо, воздух вон из легких, ласкаю его горячий член, оттягивая вниз чувствительную кожицу и освобождая раскрасневшуюся головку, не свожу с него взгляда, видя явное смущение и все сильнее подкатывающий оргазм.

      Удар в самое сердце, фейерверк искр внизу живота и я, почувствовав, как он содрогается всем телом и с выдохом кончает себе на живот, пачкая мои пальцы теплой спермой, как сильно сжимает меня внутри себя, почти до боли, кончаю внутри него, только сейчас осознавая, что так и не воспользовался резинкой.

      Падаю на него, ощущение, будто из меня скелет вырвали, твердости совсем нет. Все мышцы сладко ноют, спину простреливает, дыхание сорвал к ебеням, но все это мелочи по сравнению с тем, как трясет Яна. Его не просто потряхивает, а конкретно так трясет: с хриплыми спазмами, шальными глазами, и дрожью во всем теле, особенно это чувствуется в ногах, которые неосознанно разминаю, помогая мышцам прийти в норму.

      Это нереально.

      Невозможно.

      Мысли вразлет, жар чужого тела пьянит, заставляя мозг засыпать, а ветерок из приоткрытого окна холодит кожу спины. Перекатываюсь с него, улыбнувшись, когда, так и не открывая глаз, разворачивается за мной и вжимается мне в грудь. Хороший мой, милый до усрачки и ядовитый настолько, что королевская кобра обзавидуется. Укладываю его ногу к себе на бедро, укрываю нас покрывалом, сползшим, но чудом не грохнувшимся на пол. Ян молчит и сейчас эта тишина нужна нам обоим. Пару минут, чтобы прийти в себя. Потом вопросы, ответы, истерики и отторжение. Не сейчас.

      Сон сморил меня, видимо, раньше, чем Яна. Убаюканный его ровным дыханием и легкими прикосновениями тонких пальцев к моей груди, осторожных поглаживавший... уснул, а когда проснулся, уже знал, что его нет. Я не знал этого вчера, знал бы - не выпустил бы из своей хватки. Вот только что он задумал? Где он? Почему вчера так...