Он отложил листовку. Отдаст ее Блауманну для его исследования. Религиозная меланхолия.
Зазвонил телефон. Он выключил радио и взял трубку. Это была Анна. Через спутник.
«Где ты шатаешься, третий день звоню».
«По преисподней».
«Да, ну!»
«Ну, да».
«По преисподней?»
«Именно».
Щелкнуло и пошли короткие гудки. Анна повесила трубку. Через мгновение снова раздался звонок. Это была Ирэн.
Утром Пепельной среды Питер уехал в Нью-Йорк.
Глава одиннадцатая
ВЕСЕННИЙ СВИНГ
Второй час креативного письма тянулся невыносимо. На первом Фред Блауманн говорил о трагедии и катарсисе романа Фолкнера «Авессалом, Авессалом!». Во время своей речи он, не отрываясь смотрел в окно. Возможно, поэтому никто не осмелился спросить, почему Фолкнер поставил столь нежелательный восклицательный знак, аж в название своего произведения. Мэг отсутствовала. Мэг была где-то в другом месте. Закончив, он собрался и молча ушел. Вероятно, к компьютеру, переполненному сведениями о меланхолии. Разбор новых текстов, подготовленных студентами, был предоставлен Грегору. Градник очень старался. Но светловолосая галеристка была безнадежно бездарна. Он не мог объяснить ей, почему. Ее текст снова рассказывал о людях, проходящих мимо галереи, в которой она работает. Люди останавливаются перед витриной; наблюдая за ними, она представляет, что они смотрят на нее через стекло и видят светловолосую куклу. Галерея — дом искусства, и она с ним сроднилась. Но идущие мимо этого не понимают. Они проходят мимо, словно тени быстротечной жизни, а она просто кукла в витрине. Они ничего не чувствуют, она тоже почти ничего не чувствует, она же кукла в витрине. Короче, она как Бланш из «Трамвая „Желание“». Жизнь проходит мимо. И красота. Номер девять был талантлив, но Грегор не мог объяснить ему, почему. В его сюжете баскетболист бросает мяч в последнюю секунду матча. В этот момент у героя мелькает детское воспоминание: его брат падает, он пытается его поймать, бежит к нему… его рука дрогнула, мяч летит к корзине… он подхватывает брата, оба падают… мяч подскакивает на обруче… Градник, может быть, исправил бы начало, слишком длинно описывает воодушевление трибун и растущую нервозность баскетболиста, девушку, сидящую в зале и смотрящую на него… Ты когда-нибудь задумывался, спросил он у девятого номера, о том, что писателю знаком подобный страх… Страх писателя перед компьютером… который может удалить его текст, только что сочиненный, уникальный. Тут он посмотрел в окно. И правда, была уже весна.
Градник утомился. Занятие тянулось бесконечно. Слова висели в воздухе, подпрыгивали на обруче, он был, как кукла в витрине. Он давно не говорил о Мальдороре. Предпочитал рассуждать о куклах. Теперь и он понял, почему профессор Блауманн говорит о восклицательных знаках. Номеру девять он порекомендовал Хандке: роман «Страх вратаря перед одиннадцатиметровым».