Насмешливое вожделение

Видит сны. Дебби грезит. Как только заканчивается работа в баре, как только истекает последний час, она начинает видеть сны. Когда Дебби видит сны, говорит Мартин, она как стальная магнолия, как те женщины из южных фильмов о желтой лихорадке.

В утренние часы Дебби сидит по ту сторону барной стойки. Ее голова покоится между бокалами, в которых лучшие напитки. Лиана предлагает ей кофе.

«Дебби, — говорит она, — не спи в баре».

Дебби поднимает голову.

«Кто спит в баре?» — спрашивает она.

«Ты спишь в баре, где работаешь», — отвечает Лиана.

«Я не сплю в баре, я сплю за стойкой».

И опускает голову обратно между бокалами. Дебби набралась.

«Ты всю ночь работала, — говорит Лиана, — а теперь все спустишь».

Дебби поднимает голову и велит молодому официанту:

«Налей ей мартини, этой ведьме. Я плачу. И скажи ей, пусть замолчит».

«Дебби, иди домой».

«Замолчи, я сказала, иначе я не могу заснуть».

Какое-то время все молчат. В эту пору особо не до разговоров. Ночь была долгой и бессонной. Дебби тишина мешает. Она вдруг поднимается.

«Когда так тихо, — произносит она, — я тоже не могу заснуть. Я вам кое-что скажу, — продолжает она. — То, о чем вы никогда не слышали. Вы думаете, Дебби по ту сторону стойки только и делает, что слушает вашу чушь».

«Теперь начнется про раненую женщину», — сообщает Грегору Мартин.

«Я — раненая женщина, — говорит Дебби. — Я Дебора».

Дебора тянется через барную стойку и достает книгу. «Вот, — говорит она, — вот книга». И шарахает книгой по стойке. На обложке крупное красное название «Wounded Woman».[18] «Мне до всех вас дела нет. У меня есть машина, у меня есть Боб, в меня влюблен один художник. Мне плевать на вас, на Новый Орлеан. На этот дерьмовый город. В один прекрасный день я отсюда уеду, уеду с художником. Мы такое сотворим, что вы все рты поразеваете».

«А сейчас — про бизнес с недвижимостью», — говорит Мартин.

«Что ты сказал?» — восклицает Дебби.

«Ничего, ничего», — отвечает Мартин.

«Занимайся своим псом, — продолжает Дебби. — А я прикуплю землю в районе Байю Кантри».

«Эта земля ничего не стоит, — говорит Мартин, — одни болота».

«Болота я осушу. Все слышали?»

Все слышали.

«И знаете, что там будет?»

Все молчат, потому что все знают. Она тыкает пальцем в Грегора.

«Ты! Ты знаешь, что там будет?»

Грегор качает головой.

«Я построю там Новый Новый Орлеан. Настоящий».

«Ничего не выйдет, — говорит Мартин. — Этот город уже стоит. Реальный».

«Дерьмо он, твой реальный город, — парирует Дебби. Этот город — отстой. Куда ни глянь — одно дерьмо. Бурбон-стрит — самое большое дерьмо, туристы из Кентукки в белых штанах припираются сюда, чтобы кому-то вставить. Река засрана, стадион „Супердоум“ — паскудство. Кто? — кричит она и лупит „Раненой женщиной“ по стойке. — Кто построил всю эту мерзость?»

«Ей об этом рассказал художник, — говорит Грегору Мартин, — он имеет на нее большое влияние».

А потом Дебби начинает мечтать. Взгляд устремлен на дверь, через которую падают лучи утреннего солнца. Потягивая дорогие напитки из разных бокалов, она тихо рассказывает, и все ее слушают:

«Мой новый Новый Орлеан будет совсем другим. Это будет маленький город. Прямо в центре будет кладбище с каменными склепами и цветами, кладбище Сан-Луи. Там будет тихо. Вокруг Французский квартал, но без Бурбон-стрит, и туристам вход воспрещен. Будут балконы, маленький собор, рядом „Презервейшн Холл“. Никакой Канал-стрит не будет, бизнеса не будет, полиции не будет, футбола не будет, памятника Эндрю Джексону не будет. Будут маленькие каджунские домики, одна старая креольская вилла, барак, который строили на плантации. В бараке по вечерам будут стучать в барабаны, проводить ритуалы вуду и рассказывать о старых временах. Диксилендов будет много, блюзы тоже будут играть».

«А где будет британский паб „Ригби“?» — спрашивает Лиана.

«Его там не будет, этих грёбаных дыр не будет».

«Тогда ты останешься без работы», — замечает Лиана, и все смеются.

«Это ты останешься без работы, потому что не будет этой грёбаной Бурбон-стрит».

Все хохочут еще громче.

«Надо об этом подумать…» — произносит Мартин. И в баре наступает тишина. Когда Мартин думает, наступает тишина.

«Мартин там будет, — тихо добавляет Дебби, — и его пес тоже. Никаких библиотек, — обращается к Грегору, — книги будешь брать у меня, „Раненая женщина“ и все такое. Будет и галерея для художника. Все что угодно, будет».

Опять тишина, теперь все думают вместе с Мартином. О городе, который Дебби построит там, ниже дельты, где сейчас болота и туристам показывают аллигаторов. Даже старый город там будет в безопасности, все хорошие люди и друзья будут в безопасности, в безобидных мечтах официантки Дебби, в ее теплой утробе.

«Если хорошенько подумать, — произносит Мартин после размышлений, — план неплохой».