Настало времечко…

Сосед удивился этому несказанно. Он тоже пожизненно сидел и уже не надеялся живой души увидеть – а тут на́ тебе: вылезает из-под каменной плиты личность, щурится на свет, очки поправляет.

У соседа волосы дыбом поднялись.

А вылезший раскланивается: позвольте, мол, представиться. Такой-то и такой-то, уроженец таких-то мест. Имею честь быть расквартированным через стенку от вас.

Сосед, видя, что перед ним все же человек, а не привидение, слегка пришел в себя. Обрел дар речи.

– Ф-фу! – говорит. – Доннер-веттер!.. Так и напугать можно… Ты откуда взялся-то?

– Из подземного хода, – отвечает личность. – Точнее выражаясь – из хода сообщения, отрытого мною собственноручно. Не желаете ли взглянуть?

Сосед свесил башку в дыру, видит – точно, подземный ход. Смежная камера просматривается. Парашу видно и часть кровати.

– Грандиозно! – говорит сосед. – Высокий класс!.. Прямо граф Монте-Кристо.

– Не совсем точно. Граф Монте-Кристо сам ход не копал. Копал его аббат Фариа. И копал, заметьте, чтобы выбраться на волю. Но, как известно, ошибся в расчетах. Я же в своих расчетах не ошибся…

– Погоди, погоди! – растерялся сосед. – Как это не ошибся?.. Ты что… специально ко мне докапывался? Чтобы в гости ходить?

– Ну, если не возражаете, то и в гости.

Соседа слеза прошибла.

– Амиго! – закрутил головой он. – Ценю!.. Гран мерси!.. Век не забуду!..

Короче, подружились эти сироты. Стали друг к другу в гости ходить. Точнее, ползать. Сползутся, чашки с похлебкой рядышком поставят, сидят – мирно беседуют.

Сосед попервости нет-нет да и спрашивал своего гостя: что же ты, друг, не на волю ход рыл? Гость отвечал мудрено. В том смысле, что свобода-де как таковая – прежде всего свобода выбора. Вот он сделал свой выбор свободно, а не по принуждению, и тем счастлив.

В другой раз соберутся – сосед опять подзуживает: ну ладно, раз ты ко мне пробился, значит, мог бы и наружу? Так? Сидел бы сейчас где-нибудь в холодке, винцо попивал, устрицами закусывал… Гость ему в ответ: главное, чтобы дух был свободен. А где сидишь при этом – неважно. И устрицы человека поработить могут.

Однако сколько веревочка ни вьется, а концу быть. Застукал их как-то за этим собеседованием надзиратель – в глазок дверной усмотрел. Ну, конечно, поднял тревогу. Сбежалась вся администрация. Начальник тюрьмы притрусил – бледный, перепуганный, пот холодный платком вытирает.

– Хватай их, – кричит, – разбойников! Держи крепче! Где у нас кандалы?! Вон что удумали, архаровцы, – побег! Ну, все! Все! Прилепят вам теперь по второму пожизненному!

Только узники держатся достойно, не выказывают боязни. Ну, второй ладно: не он копал – какой с него спрос. Но и первый, на ком вина, смотрит спокойно, глазом не моргнет. Даже как будто обижается:

– О каком это побеге вы говорите? Я ведь не наружу ход копал, а намеренно в соседнюю камеру. У меня и чертеж имеется – можете лично убедиться. – И протягивает начальнику какую-то бумагу.

Тот развернул ее, видит – точно, чертеж. То ли труба, то ли канава изображена в трех проекциях, размеры указаны, стрелки стоят. А пониже – формулы, строчек десять. Синусы разные, косинусы, червяки двухголовые, буквы, скобки.

Начальник смотрит – понять ничего не может.

– Да вы специалиста пригласите, – деликатно подсказывает автор.

Вызвали специалиста – тюремного инженера. Инженер помозговал над чертежом, на линейке логарифмической что-то прикинул, а потом уважительно глянул на узника и докладывает начальнику:

– Все правильно – он к соседу ход копал. Азимут у него точно взят, можете не сомневаться. Удивляюсь только: как он направление сумел определить.

– А я по звездам, – говорит узник. – У меня там окошечко имеется – так я по звездам.

Инженер опять посмотрел на узника пристально и головой покачал. А потом отозвал начальника в сторону, шепчет:

– Уникальный случай. Знаю я это окошечко. Сам проектировал. Из него полторы звезды видно, а какие – убей меня бог – не скажу.

Начальник тюрьмы, сообразив, какая птица к нему залетела, перестал на кандалах настаивать.

– Ладно, – сказал, – оставьте все как есть. Разберемся.

Доложил начальник об этом нелогичном случае своему начальству, начальство отрапортовало по инстанциям высшему руководству, высшее руководство – министрам, министры – королю. Эти уже преподнесли историю не как курьезный случай, а наполнили ее глубоким смыслом.

– Вот, Ваше Величество, – сказали министры, – вы все сетуете, что нравственность падает. А посмотрите, что в действительности происходит, какого размаха патриотические чувства достигли. Узник, даже на пожизненное заключение осужденный, не желает тюрьму покидать. И в доказательство своей лояльности, чтобы, значит, не голословным выглядеть, прокопал подземный ход. Но не на волю, а в соседнюю камеру. То есть подчеркнул тем самым, что мог бы и на волю прокопать, кабы не благословлял своей судьбы, определенной ему законами нашего демократического государства.

Король выслушал донесение министров, ноготок задумчиво покусал и спрашивает:

– Не желает, значит, на волю?

– Никак нет, Ваше Величество! Активно не желает.

– Ну, пусть пока посидит.