Настасья Алексеевна. Книга 4

Ельцина перед избирательной кампанией называли «политическим трупом». Его партия власти «Наш дом Россия» на выборах в Государственную думу набрала всего около десяти процентов голосов, тогда как коммунисты получили двадцать два процента. Физическое состояние главы государства была аховое – он испытал третий инфаркт. Народ нищал, пенсии были минимальными, о социальных благах приходилось только мечтать, тогда как толстосумы, хватали деньги налету и начинали не просто толстеть, а неудержимо жиреть на народные средства. Казалось бы, власть при такой ситуации не устоит. Но она устояла.

Евгений Николаевич и Настенька летели в обновлённую Москву. Они ещё не знали, что уже на следующий день, когда они появятся в конторе треста «Арктикуголь» произойдёт инцидент, меняющий направление их жизни.

Я расскажу его Вам, дорогой читатель, так как будто бы это уже произошло.

Оба только вчера прибывшие с архипелага сотрудника явились на Волконский переулок, куда за время их отсутствия перебралась контора треста со знаменитой у шахтёров Селезнёвской улицы, и пока Настасья Алексеевна решала вопрос своего отпуска в бухгалтерии, Евгений Николаевич прошёл в кабинет к генеральному директору. Как и договаривались, он привёз с собой снятый им по просьбе ещё предыдущего командующего Павла Филипповича рекламный фильм о шахтёрских рудниках на Шпицбергене, за который ему даже обещали заплатить.

Лев Яковлевич тоже знал об увлечении Евгения Николаевича фото и киносъёмками и о просьбе подготовить рекламу для приглашения шахтёров, чтобы они и их жёны с большей охотой ехали в такую даль заполярья. Поэтому, встретив Евгения Николаевича, он тут же пригласил к себе заведующего кадрами Александра Наумовича и оба руководителя приготовились смотреть фильм.

Вставив диск в видеомагнитофон, Евгений Николаевич сел рядом со своими начальниками. На экране под музыку поплыли титры, виды Баренцбурга и Пирамиды, горы и заливы, идущие на смену и со смены шахтёры, открытый угольный склад и погрузка угля на корабль, тепловая электростанция, садящийся в Баренцбурге вертолёт, идущий по морю буксир, обед в столовой Пирамиды, клуб и выступление артистов художественной самодеятельности, бассейн в спорткомплексе и игру в баскетбол с участием норвежской команды, соревнование по лыжам тоже с участием норвежцев, швеи, шьющие одежду. Кадры завершались выступлением Павла Филипповича, приглашающего шахтёров поработать на Шпицбергене.

Когда прозвучали последние звуки музыки и изображение погасло, Лев Яковлевич крякнул и сказал:

– Ну, что ж, тут всё охвачено. И даже Павел Филиппович фигурирует.

– Так это я снимал до вашего прихода в трест, Лев Яковлевич, – ответил, как бы извиняясь, Евгений Николаевич. – Но для рекламы это не имеет большого значения. Кроме того, этот конец можно убрать, если не подходит.

– Да, я думаю, лучше убрать, – вставил быстро Александр Наумович.

– Дело не только в этом. – Директор поднялся и пошёл садиться за свой стол – Я не понял, что ты тут расхваливаешь свою Валентину. Снюхались вы там что ли на швейке?

Это фамильярное обращение «на ты» и «снюхались», кажется, переполнило чашу гнева внутри, накапливавшегося у Евгения Николаевича с момента последнего телефонного разговора, когда он предупреждал Настеньку о том, что они могут не сработаться с новым генеральным. Однако, пересилив себя, он ответил спокойным голосом:

– Валентина Григорьевна работает на швейной фабрике со дня её основания. И коллективом девушек она руководит очень хорошо. Никаких нареканий в адрес работы швейной фабрики ни разу не поступало. Они шьют продукцию в основном для норвежцев. На прошлых зимних олимпийских играх, которые проводились в Норвегии, вся норвежская команда была одета в костюмы, пошитые на нашей фабрике. Это оказалось замечательной рекламой.

Единственное, что не сказал Евгений Николаевич, это то, что деньги за работу фабрики норвежская фирма платит частично тресту, а частично, вероятно, Леониду Александровичу. Он об этом мог только догадываться, поскольку переговоры с директором рудника представитель норвежской фирмы Коре вёл со своей переводчицей Марией.

– Так, хватит петь ей дифирамбы! Знаю я вас. Идите и оформляйте отпуск!

Глубоко вздохнув, Евгений Николаевич вышел

Сначала он спустился в бухгалтерию, где всё ещё сидела Настенька. Она взглянула на его лицо и почти сразу всё поняла. Но первой заговорила главный бухгалтер, женщина приятной наружности, круглолицая, в меру полная. Бухгалтера, видимо, от сидячей работы почти всегда бывают полными.

– Здравствуйте, Евгений Николаевич! Я не поняла, но только что звонил генеральный, сказал, что бы я не выдавала деньги за фильм. Он не понравился ему?

– Здравствуйте, Татьяна Владимировна! Нет, он просто жадничает. Но не в этом дело. Я просто увольняюсь из треста.

– А я? – мгновенно спросила Настенька, уже ожидавшая такой поворот дела.

– Вы, Настасья Алексеевна, уволитесь после декретного отпуска, – засмеялся вдруг Евгений Николаевич. – Раньше-то вам нет смысла, да и не полагается. Так я говорю? – спросил он, обращаясь к главбуху.