Наставник

— Оказывается, он еще и собственник, — раздался невозмутимый голос Саши.

Комсомольцы расхохотались.

У Гагарина задрожали губы и подбородок. Сквозь слезы, защипавшие веки, он все же заметил, как от смеха сверкнули белые зубы на Верочкином порозовевшем лице. Встретив его взгляд, она нахмурилась и опустила глаза. Но этого Тема уже не видел, так же, как не видел и смущенных улыбок товарищей.

Гагарина любили в классе за добродушный, приветливый нрав, за то, что он никогда не обижался на шутки, и многим стало его жаль.

— Издевается Мятликов над человеком, а мы терпим! — мрачно сказал Петров.

— Какое же это издевательство? — Мятликов повернулся к нему. — Ведь Гагарин меня непрерывно обижает.

— Я тебя обижаю? Я? — крикнул Тема. Он махнул рукой, сел и низко опустил голову.

— Будешь говорить, Мятликов? — после небольшой паузы спросил Игорь.

Саша Мятликов встал и одернул пиджак.

— Скажу, конечно. Так вот, Гагарин меня в самом деле сильно обижает. Ведь может заниматься. О рабовладельческом обществе, помните, так рассказывал, что все заслушались. В учебнике этого и в помине нет.

— Так он много книг прочел про всякие раскопки, — перебила Верочка Кузина, и Тема вздрогнул.

— Почему у Гагарина такое собственническое отношение к отметкам? — продолжал Саша. — «Мои двойки!» Но ведь твои двойки получены в нашем классе, значит, хочешь не хочешь, а твои двойки — это и мои, хоть отчасти. А я двоек иметь не желаю! Понятно?

Тема Гагарин, который поднял голову и красными глазами беспомощно смотрел на Мятликова, кивнул.

Демина подняла руку:

— У меня предложение! Петров помощи Гагарину требует. Так пусть Мятликов и поможет…

— Что ж, дельно, — сказал Веретенников. — Согласен, Мятликов?

— Не возражаю. Вот как сам уважаемый Артем на это смотрит? Будешь, Гагарин, заниматься?

— Буду, — угрюмо сказал Тема.

— Итак, договор подписан! Держись, Гага!

— Хватит тебе, Сашка! — укоризненно сказал Игорь.

«Ох, не выйдет у них ничего, — подумала Марина Васильевна, откладывая тетради. — Не кончилось бы дело боксом». Всей душой она была расположена к Мятликову: умница, работяга, светлая голова. Но некоторая доля истины была в упреках Петрова. Требовательность Саши, непримиримость к недостаткам товарищей часто носила такой резкий, ядовито-насмешливый характер, что ребята на него обижались. И хотя большинство учащихся горой стояло за Сашу, было у него в разных классах и немало врагов, вроде Виталия Петрова. «Повзрослеет и смягчится, — думала учительница. — А Тема не только способный, а даже талантливый мальчишка. В историческом кружке, говорят, делает блестящие доклады. Историчка на него не нарадуется. Но — кисель, настойчивости никакой. Нет, ничего у них не получится».

* * *

Чуть светало, когда Саша поднялся с постели. В темноте он нащупал не успевший зазвонить будильник и перевел звонок — пускай себе трещит в одиннадцать, услаждая трехлетнего Никиту.

Так бывало почти каждое утро. Будильник заводили на семь часов, но Саша просыпался раньше, вместе с отцом.

В соседней комнате уже раздавались грузные шаги отца, которому тридцатилетняя привычка рано вставать заменяла будильник. Отец старался передвигаться тихо, но, как всегда, это ему плохо удавалось. Вот зацепил стул, кашлянул, громыхнул чем-то деревянным, должно быть, наступил на Никитин грузовик.

«Эх, батя! — с ласковым, снисходительным укором подумал Саша. — Разбудишь мальца, пропал тогда у Лены отдых».

Но и сам Саша оказался не удачливее. Не смог впотьмах нашарить под кроватью ботинки, пришлось зажечь настольную лампу. И хотя он живо загородил ее раскрытой книгой, тотчас же на одной из кроватей, стоявших в комнате, поднялась возня, высунулась из-под одеяла взлохмаченная головенка.

— Маня, Саша за молоком идет! — сказал Вася так звонко, словно колокольчик затренькал в сонной квартире.

— Тише ты! Все равно я вас не возьму с собой. Стужа на дворе.

Саша очень редко брал на рынок малышей, но Вася каждое утро пытался увязаться за ним.

— Сколько градусов? — спросил он деловито, соскочив с кровати, и зашлепал босиком к окну посмотреть на градусник.

Стекло обмерзло, и Вася ничего не увидел.

— Ну, чего вскочил? — сказал Саша. — Пусть все поспят. У мамы вчера голова болела.

— И сердце, — добавил Вася, натягивая чулки.

— Вот именно. А ты шумишь.

— И не шумлю вовсе. Сделаешь мне, Саш, пушечку, чтобы стреляла?

— Не будешь о матери заботиться, станешь Кита дразнить, ничего не сделаю.

— Никитушечка, где твоя игрушечка? — под нос себе пробормотал Вася, путаясь в рукавах рубашки.

— Дразнилку репетируешь? — усмехнулся Саша. — Через два года в школу, а маленького задираешь. И рубаху задом наперед не носят. — Саша подошел к брату и помог ему справиться с рубашкой.

— Сашенька, который час? — окликнул через стенку грудной женский голос.

— Без десяти семь, — громко ответил Саша. Уже не нужно было шептаться. Раз Лена проснулась, больше она не уснет, а остальным членам «колхоза», как называл токарь Иван Демьянович свое обширное семейство, все равно через полчасика подниматься. А Виктору не во вторую ли смену сегодня?

— Как ты себя чувствуешь, Лена?