Наставники. Коридоры власти

— Кое-кто считает, что нянька была бы ему весьма кстати, — вступил в разговор Коллингвуд.

— Вот пусть они ему это и скажут, — возразила Кэро.

— Он причиняет вред партии, — сказал лорд Бриджуотер, — немалый вред.

Коллингвуд посмотрел на Кэро. В женском обществе взгляд его оживился. но и только. Он сказал ей без обиняков:

— Этому нужно положить конец.

— Что вы хотите сказать?

— Я хочу сказать, что, если Сэммикинс не остановится сам, мы вынуждены будем его остановить.

Глупое прозвище в устах сановного, медлительного Коллингвуда звучало особенно глупо. Кэро все еще сдерживалась.

— По-моему, — сказала она, — никто из вас понятия не имеет, что он за человек.

— Это к делу не относится, — возразил Коллингвуд. — Я хочу сказать, что, если он еще хоть раз напишет что-нибудь в этом роде или выступит публично с подобным заявлением, нам придется порвать с ним всякие отношения.

Я заметил, как нахмурился сидевший по другую сторону от Дианы Роджер. Он не отрываясь смотрел на жену. Она же, густо покраснев от досады, покачала головой, словно просила его не ввязываться. Он не сделал ни одного неверного шага с тех пор, как вошел в правительство — она знала это лучше всех присутствующих, — каждый его шаг был точно рассчитан. Сейчас было не время давать себе волю.

Кэро улыбнулась Коллингвуду светской улыбкой:

— Вы хотите сказать, что он будет отстранен от участия в делах партии?

— Вот именно.

— Для него это не так уж важно.

У меня мелькнула мысль, что она говорит о политических делах, как знаток, — говорит на том же языке, что и Коллингвуд. Ее брат — наследник отцовского титула — не мог рассчитывать на серьезную политическую карьеру.

— Ну и что же, — сказал Коллингвуд, — а все-таки кому приятно оказаться за бортом.

Наступило молчание. Кэро хотела что-то возразить, но не нашлась.

— Я не согласен почти со всем, что вы говорите. — Это сказал Роджер. Он не понизил голос, он обращался не только к Коллингвуду, но и ко всем присутствующим. Он, вероятно, был взбешен оттого, что его принудили выбирать, но, поскольку выбор был сделан, говорил спокойно и непринужденно.

Я не меньше Кэро боялся этой минуты. Теперь, когда она наступила, я был взволнован, огорчен и в то же время испытывал облегчение.

— Не понимаю, как это может быть. — Взгляд Коллингвуда был высокомерен и холоден.

— И однако, это так. Конечно, у меня есть перед вами преимущество — я хорошо знаю этого человека. Думаю, тут немногие могут этим похвастаться — ведь так? — небрежно кинул Роджер и перевел взгляд на жену. — Будь среди нас больше людей, обладающих его мужеством и идеализмом, дела наши шли бы куда лучше.

Кэро покраснела до корней волос. Она волновалась за Роджера, она знала, что он поступает неблагоразумно, но она гордилась им — гордилась тем, что мысль о ней оттеснила все остальные соображения на второй план. Сначала она не знала, чего ждать, пыталась убедить себя, что ей приятнее будет, если он промолчит. Но он не промолчал, и она была бесконечно рада этому. Маргарет кинула ей восхищенный взгляд и тут же встревоженный — мне.

— Вам не кажется, Куэйф, что вы забываете о здравомыслии? — спросил лорд Бриджуотер.

Роджер закусил удила.

— Нет, не кажется. Но беда в том, что, говоря о здравомыслии, мы часто подразумеваем способность поддакивать всем и каждому. А это смерти подобно. Давайте посмотрим, что же, собственно, он совершил. Он изложил дело так, как он его понимает, — изложил не слишком деликатно, в этом я с вами согласен; он не выхолостил свои слова до того, что они потеряли всякий смысл, а эту способность мы склонны переоценивать. Раз-другой он занесся. Согласен! Но это свойственно всем пылким и искренним натурам. И однако, все основные положения его книги правильны. Более того, все присутствующие и почти все, кто знает, как обстоят дела в действительности, понимают, что они правильны.

— Не могу с этим согласиться, — сказал Коллингвуд.

— И вы понимаете, что они правильны. Можно возражать против его тона, но нельзя отрицать, что он говорит правду. Потому-то вы все и возмущаетесь. Он сказал правду. И преступление его состоит в том, что он сказал ее открыто. Когда мы сами знаем истинное положение вещей — это одно, а вот когда о нем говорят за пределами магического круга — это совсем другое. Самое важное — соблюсти этикет, а правда — дело десятое. Не слишком ли это входит у нас в привычку? Не знаю, пугает ли это вас, но меня определенно пугает. Политика слишком серьезное дело для того, чтобы относиться к ней как к игре, разыгрываемой в тесном семейном кругу. Мы пока даже и представить себе не можем, какая серьезная роль будет принадлежать политике в ближайшие десять лет. Вот почему нам нужен каждый человек, у которого хватает мужества говорить то, что он думает. Вот почему нам нужен человек, против которого вы все так ополчились. Вот почему, если возникнет вопрос о том, чтобы отстранить его, я не буду сидеть сложа руки, — закончил он своим обычным тоном, обращаясь только к Коллингвуду.