Наставники. Коридоры власти

— Иной раз поневоле думаешь, что люди так и не опомнятся вовремя. Я не хочу сказать, что люди злы. Я даже не хочу сказать, что они глупы. Но все мы — пассажиры сумасшедшего автобуса и согласны только в одном: как бы не подпустить кого-то к рулю.

Мы поднимались по лестнице.

— Мне нужен совет, Льюис, — вдруг резко сказал Фрэнсис.

Я испугался — уж не решил ли он отстраниться? Однако он сказал:

— Просто не представляю, как быть с Пенелопой и этим молодым человеком.

Он стал еще тревожней, еще угрюмей. Пока мы шли через парк, его — человека, который лучше, чем кто-либо, знал, чем грозит грядущая война, — одолевали мрачные мысли об этой войне. А теперь он заговорил так, словно его только одно и беспокоило — судьба дочери. Он говорил точь-в-точь как англичанин времен царствования королевы Виктории, которому будущее представляется ясным и безмятежным и у которого одна забота — получше выдать замуж дочь и обеспечить внуков.

Он должен встретиться с Пенелопой в дамской гостиной «Атенея». Не пойду ли я с ним? Все-таки ему поддержка! Он понятия не имеет, что там у них происходит и что она задумала. Возможно, они с Артуром тайно обручены и даже строят планы насчет свадьбы. Но летом Артур уехал к себе в Америку. Что это — ссора? Фрэнсис ничего не знал.

Не знал он также, близка ли она с Артуром. Но этого вопроса он не коснулся: как-никак она была его дочь, и, говоря о ней, мы проявляли гораздо больше щепетильности, чем если бы обсуждали поведение любой другой девушки. Но сам я считал, что это вполне возможно.

Мы сидели в гостиной, поджидая Пенелопу. Никогда еще я не видел Фрэнсиса таким озадаченным. И он, и жена его совсем растерялись. Пенелопа была упрямее их обоих и не привыкла объяснять свои поступки. К наукам у нее вкуса не было, окончила она всего лишь какие-то секретарские курсы, и ученые — друзья отца интересовали ее не больше, чем индейцы с Амазонки. Теперь, однако, она решила признать их существование. Она сообразила, что кое-кто из них живет в Соединенных Штатах и, уж конечно, кого-нибудь можно будет уговорить взять ее на работу.

— Нужно положить этому конец, — заявил Фрэнсис. — Я не допущу, чтобы она уехала.

Он сказал это с решимостью короля Лира в бурю и почти столь же убедительно. Он уже заказал бутылку шампанского, и вид у него был такой, точно он готовился умиротворить взбалмошную возлюбленную.

Наконец в гостиную влетела Пенелопа — раскрасневшаяся, красивая, сердитая.

— Я думала, вы в двенадцатой комнате, — сказала она, глядя на нас в упор, будто мы виноваты в ее ошибке.

— Выходит, что ты думала неверно, — ответил я.

— Но мы всегда встречались в двенадцатой.

— Никогда!

— Но я же прекрасно помню, что приходила в двенадцатую. — Она упрямо стояла на своем, и вид у нее был страшно надутый.

— Значит, или у тебя плохая память, или прежде ты ходила не туда, куда нужно.

Она вдруг перестала хмуриться и просияла улыбкой. И сразу же мне стало понятно, что находят в ней Артур и другие.

С жадностью здоровой молодости она выпила подряд два бокала шампанского.

Фрэнсис разговаривал с ней учтиво, но несколько натянуто, почти как с Гектором Роузом. Он сказал ей, что пригласил к обеду одного ученого из Оксфорда.

— А сколько ему лет? — Пенелопа выпрямилась.

— Лет сорок семь — сорок восемь.

Она снова откинулась на спинку кресла.

— Если бы ты увидела его, — заметил я, — ты бы сразу побежала наряжаться в новое платье.

— Вот уж нет! — Но тут ее осенило. — А у него есть знакомые в Америке?

— Причем тут Америка? — спросил я, пытаясь прийти на помощь Фрэнсису.

— Да я собираюсь туда осенью или будущей весной.

Фрэнсис откашлялся. И, набравшись духу, сказал:

— Извини меня, Пэнни, но я предпочел бы, чтобы ты выбросила это из головы.

— Почему?

— Потому что это вряд ли осуществимо.

Фрэнсис решил взять быка за рога.

— Дело вовсе не в том, что мы не могли бы найти тебе там службу. Наверно, могли бы…

— Так за чем же остановка? — обрадовалась Пэнни.

— Не в работе дело. Неужели ты сама не понимаешь?

Фрэнсис помолчал, потом снова пошел в наступление.

— Разве ты не понимаешь, что мы не можем позволить тебе вешаться на шею этому Плимптону?

— А почему бы нет?

Пенелопа с наслаждением потянулась, лицо у нее стало безмятежное, словно на сегодня она уже высказала все, что хотела. Фрэнсис продолжал еще что-то говорить, но она будто и не слышала. Неужели она не понимает, что родители не могут ей этого позволить? Не понимает, что у них есть обязательства по отношению к ней?

И вдруг он заговорил мягче, с еще большим смущением:

— Все это достаточно плохо, но есть кое-что и похуже.

На этот раз она отозвалась:

— А что именно?

— Вот что, девочка, я не буду тебя спрашивать, какие чувства ты питаешь к этому молодому… к Артуру… или он к тебе. Не думаю, чтобы кто-нибудь из нас имел право задавать тебе подобные вопросы.

Пенелопа смотрела на него своими прекрасными серыми глазами, лицо ее оставалось непроницаемым.