Наставники Лавкрафта

Наконец оно умерло. Одним утром мы с Хаммондом нашли его в постели холодным и окоченевшим. Сердце перестало биться, легкие не дышали. Мы поспешили похоронить его в саду. Это были странные похороны: в сырую яму лег невидимый труп. Слепок его тела я отдал доктору К***, и он хранит его в музее на Десятой улице.

И теперь, накануне долгого путешествия, из которого могу уже не возвратиться, я составил сей рассказ о случае самом необычайном из всех мне известных.

Примечание

Поговаривали, что собственники известного музея этого города заключили договор с доктором К*** о представлении публике диковинного слепка, данного ему на хранение мистером Эскоттом, – столь выдающегося, что его история не может не привлечь всеобщего внимания.

Перевод Артема Агеева

Алмазная линза

I

С самых ранних дней моей жизни все мои увлечения были сосредоточены вокруг исследований с помощью микроскопа. Когда мне было не больше десяти лет, один далекий родственник, надеясь изумить меня, еще столь неопытного, сделал простой микроскоп, просверлив в медном диске небольшое отверстие, в котором капля чистой воды удерживалась благодаря капиллярному притяжению. Этот крайне примитивный аппарат, дающий увеличение приблизительно в пятьдесят раз, по правде говоря, позволял увидеть лишь смутные и несовершенные формы, но их очарования было достаточно, чтобы привести мое воображение в сверхъестественное состояние восторга. Увидев, что я настолько заинтересован в этом грубом инструменте, мой кузен объяснил мне все, что знал о принципах работы микроскопа, рассказал о нескольких чудесах, совершенных с его помощью, и закончил обещанием прислать мне один настоящий прибор сразу же по возвращении в город. С этого момента я считал дни, часы, минуты до его отъезда.

Но это время я провел не праздно. Я с энтузиазмом хватался за любую прозрачную субстанцию, имеющую отдаленное сходство с линзой, и использовал, тщетно пытаясь создать инструмент, о конструкции которого пока имел лишь смутное представление. Все оконные стекла, содержащие сплющенные сферические узлы, более известные как «бычьи глаза», были безжалостно уничтожены в надежде получить линзы непревзойденной силы. Я дошел даже до извлечения прозрачного секрета из глаз рыб и зверей, пытаясь поставить его на службу делу микроскопа. Я признаю себя виновным в том, что украл стекла из очков моей тети Агаты, смутно надеясь превратить их в линзы с прекрасными увеличивающими свойствами, – стоит ли говорить, что эта попытка потерпела сокрушительный провал?

Наконец прибыл обещанный инструмент. Это была та модель, которую обычно называли простым микроскопом Филда, и она стоила, наверное, около пятнадцати долларов. Если говорить об образовательном предназначении, то лучшего прибора нельзя было выбрать. К нему прилагался небольшой трактат о микроскопе: его история, применение и открытия. Тогда я впервые понял смысл «Тысячи и одной ночи». Казалось, скучная завеса обычного существования, скрывавшая весь мир, внезапно была сорвана, и моему взору явилась волшебная страна. По отношению к своим товарищам я испытывал то же чувство, которое провидец испытывает к обычным людям. Я говорил с природой на том языке, который они не могли понять. Я каждый день встречался с такими чудесами, которые они не могли представить и в самых диких фантазиях, я проникал за покров, скрывающий суть вещей, и скитался среди святынь. Там, где они видели лишь каплю дождя, стекающую по стеклу, я видел вселенную живых существ, наделенных всеми страстями, свойственными физической жизни, и сотрясающих свою крошечную планету столь же пылкой и затяжной борьбой, что и человечество. В обычных пятнах плесени, которые моя мать, как хорошая хозяйка, яростно вычерпывала из всех банок с вареньем, для меня обитали полные очарования сады с лесистыми лощинами и аллеями с самой густой и изумительно зеленой листвой, где среди причудливых ветвей этих микроскопических лесов висели странные фрукты, сверкающие зеленой, серебряной и золотой красками.

Тогда мой разум заполняла не жажда научного познания. Это было чистое наслаждение поэта, которому открылся мир чудес. Я ни с кем не говорил о своем увлечении. В полном одиночестве я портил глаза за микроскопом, день за днем, ночь за ночью рассматривая те чудеса, которые он мне раскрывал. Словно тот, кто, обнаружив древний Эдем, все еще существующий во всем его первозданном великолепии, должен был решиться наслаждаться им в одиночестве и никогда не раскрывать смертным место его расположения. Направление моей жизни переменилось. Своим предназначением я избрал профессию микроскописта.