Наставники Лавкрафта

Но тут моя подруга осеклась, рухнула на диван и внезапно разрыдалась, дав волю своему горю, как и прежде в подобных случаях. Я же отреагировала по-другому, воскликнув: «О, слава богу!»

Слезы Гроуз иссякли, она вскочила со стоном.

– Вы говорите «слава богу»?

– Потому что это подтверждает мои подозрения!

– Воистину так, мисс!

Лучшего признания и желать было нельзя, но я все-таки засомневалась.

– Она настолько ужасна?

Экономка замялась, подбирая слова, и пробормотала:

– Ужасно неприлично выражается.

– И обо мне?

– И о вас, мисс… вам, наверно, надо знать. Для юной леди это немыслимо просто; ума не приложу, где она могла набраться…

– Непристойных выражений касательно меня? А вот я знаю! – вставила я и засмеялась весьма многозначительно.

Правда, моя подруга стала еще серьезнее.

– Ну, наверно, мне следовало тоже знать, потому как я кое-что слышала и раньше! Но это невыносимо… – бедняжка отвернулась, и ее взгляд упал на туалетный столик, где лежали мои часы. – Мне пора идти.

Однако я ее удержала.

– Ах, если для вас это невыносимо…

– Вы хотите сказать – как я смогу оставаться при ней? Да как раз из-за этого смогу: ее нужно увезти. Подальше отсюда, подальше от них…

– Она может измениться? Освободиться? – я схватила Гроуз за руку почти радостно. – Вы верите в такой поворот?

Положение, описанное ее простыми словами, подчеркнутое выражением лица, не требовало дальнейших разысканий, и она высказалась прямо, как никогда ранее.

– Верю!

Да, это было радостно, и мы по-прежнему стояли плечом к плечу: я могла заняться своей задачей, будучи уверена, что обо всем прочем беспокоиться не нужно. Я обрела поддержку вначале, когда нуждалась в доверии, и теперь, под гнетом несчастья, поддержка эта сохранилась; если подруга ответила на мою честность, я буду в ответе за все остальное. Уже прощаясь, я все-таки немного встревожилась.

– Нужно учесть еще один момент, я лишь сейчас вспомнила. Мое письмо, с упоминанием неприятностей, доедет до города раньше вас.

– Значит, несмотря на вчерашнее, вы верите…

Мне вдруг стало ясно, как долго она говорила обиняками и как наконец устала от этого.

– Ваше письмо туда не попадет. Его не отправили.

– Куда же оно делось?

– Бог знает куда! Мастер Майлс…

– Вы думаете, он взял его? – ахнула я.

Она помедлила, но преодолела себя.

– Вчера, когда мы с мисс Флорой вернулись, я увидела, что письма нет на том месте, где вы его положили. Позже вечером я смогла расспросить Льюка, и он заявил, что письма не замечал и не трогал.

Мы обменялись изучающими взглядами, и тут Гроуз вспыхнула, воскликнув почти ликующе:

– Теперь вы видите!

– Да, я понимаю: если Майлс взял письмо, он, вероятно, прочитал его и уничтожил.

– И больше ничего?

– Я понимаю, – сказала я, грустно улыбнувшись, – что на этот раз ваши глаза раскрыты шире, чем мои.

Так и было, но она все еще стеснялась признать это.

– Я теперь сообразила, что он творил в школе, – она как-то странно тряхнула головой, словно стряхивая иллюзии. – Он воровал!

Я задумалась, пытаясь рассуждать здраво.

– Ну что же… это возможно.

Она, кажется, удивилась моему неожиданному спокойствию.

– Он воровал письма!

Она не могла знать причину моего спокойствия, впрочем, довольно простую; и я попробовала объяснить.

– Пожалуй, в школе эти кражи имели для него больше смысла, чем здесь! Записка, которую я вчера положила на стол, во всяком случае, не даст ему почти никаких преимуществ – в ней не было ничего, кроме просьбы о встрече; сейчас ему должно быть очень стыдно, что он зашел так далеко ради такой безделицы, и вчера вечером, видимо, хотел признаться.

Мне казалось, что теперь я наконец во всем разобралась, увидела всю картину.

– Уезжайте, оставьте нас, – я уже стояла у двери, поторапливая Гроуз. – Я договорюсь с ним. Он пойдет мне навстречу, он сознается. Если сознается – он спасен. А если он будет спасен, тогда…

– Тогда спасены и вы? – Милая женщина поцеловала меня, и мы расстались. – Я спасу вас и без него! – воскликнула она, уходя.

XXII

И вот она ушла, и я немедленно затосковала по ней, ибо теперь настал и в самом деле самый трудный час. Рассчитывая, что я смогу сделать, оставшись наедине с Майлсом, я быстро осознала, что получу по меньшей мере возможность измерить глубину ситуации. Не было за все время моего пребывания в Блае часа, столь отягощенного предчувствиями, как тот, когда я, спустившись в холл, узнала, что экипаж с миссис Гроуз и моей младшей ученицей уже выехал за ворота усадьбы. Теперь я стою, сказала я себе, лицом к лицу со стихиями, и до конца дня, борясь со своей слабостью, вела себя с людьми чрезвычайно сурово.