Наставница королевы

Джон проговорил все это так спокойно — очень похоже на него, — но его голос все же слегка подрагивал от сдерживаемого гнева. Сколько времени он хранил при себе эти сведения — возможно, ожидая, что я сама, по доброй воле, расскажу ему все? Как мне хотелось во всеуслышание опровергнуть сказанное, крикнуть, что я ненавижу Сеймура! Еще раньше я подробно поведала мужу обо всем, что произошло между Елизаветой и Томом, но ни слова не сказала о том, что же происходило между мной и Томом.

Я опустилась на скамью, скрытую во мраке. На мгновение мне показалось, что Джон так и останется стоять, возвышаясь надо мной, но он тоже сел. Он наклонился вперед, уперев руки в колени, и ждал, не глядя на меня.

— Я хотела сделать вид, будто этого никогда не было. Я терпеть его не могу, — произнесла я.

— Мне кажется, ты многое недоговариваешь. Том был… твоим первым возлюбленным? Ты никогда об этом не упоминала. Поневоле приходится думать, что между вами все-таки что-то было.

Я готова была разрыдаться. «Оставайся спокойной и рассудительной, — приказала я себе мысленно. — Ведь именно это тебе советовал Джон, когда Том пытался погубить жизнь Елизаветы».

— Этим-то он мне и угрожал: что в таких именно словах скажет о прошлом тебе, если я не стану помогать ему соблазнять принцессу.

— И сколько в этом правды? Я видел, как он действует и как его обожают дамы.

— Нет! — Я повернулась к Джону лицом, сознавая, что плачу. Мне стало холодно, я вся дрожала. — Это была бы очередная грязная ложь, — продолжала я. — Я боялась, что если ты узнаешь обо всем, то станешь его преследовать, прогонишь меня… ах, не знаю, о чем я еще думала, только не о том, что он погубит меня и Елизавету!

Джон повернулся ко мне, взял мои руки и прижал их к моим коленям. Я была ему признательна; мне нужна была поддержка, потому что я готова была броситься ему на грудь или прямо на землю и разрыдаться.

— А любовниками вы тоже были? Кэт, я верил тебе, когда мы поженились, я считал, что хорошо тебя знаю. Я так долго ждал, прежде чем овладеть тобой, и когда это произошло, не придал значения тому, что ты не девственница. Те, кто обучает верховой езде, хорошо знают; если женщина много ездит верхом, даже в дамском седле, она вполне может нарушить девственную преграду.

— Ах, мне так жаль, так жаль, любовь моя.

— Мне тоже. Мне жаль, что ты ничего мне не сказала, не выказала доверия ко мне.

— Он… это было один только раз. Я понимаю, что это звучит неубедительно. Это произошло в тот вечер, когда праздновали коронацию Анны в Вестминстере и…

— Избавь меня хотя бы от подробностей. Знаешь, мне бы так хотелось проучить этого хвастуна, этого самодовольного негодяя, пусть даже и кулаками, однако я не сомневаюсь, что он погубит себя, как погубил многих других.

— И меня в том числе? Потому что я для тебя погибла?

— Этого я не сказал. Мне нужно время. Ты не доверилась мне, ничего не сказала, и это причиняет мне сильную боль, так что…

Мы оба вздрогнули: Томас Пэрри, управляющий финансами принцессы, отчаянно звал нас.

— Джон! Кэт! Из Лондона примчался гонец. Идите сюда не мешкая!

Мы поспешили в дом — не говоря больше ни слова, не прикасаясь друг к другу. Я торопливо вытирала слезы, Джон был мрачнее тучи. У подножия лестницы нас встретила Елизавета.

— Вижу, вы уже знаете об этом, — сказала она, окинув нас взглядом, и тут же бросилась в мои объятия. — Моя дорогая мачеха Екатерина скончалась от родильной горячки, как и королева Джейн! Говорят, что лорд-адмирал вне себя от горя: он помчался в Лондон, оставив младенца на попечение кормилицы.

И она потянула меня на второй этаж. Целый час мы просидели в комнате, обе рыдали, обе чувствовали бремя невысказанной вины. Когда же я наконец уговорила принцессу лечь спать, а сама пошла разыскивать Джона — должна же я была досказать ему всю эту отвратительную историю о Томе, — Пэрри сообщил мне, что Джон ускакал в Лондон вместе со вторым гонцом, хотя до рассвета было еще очень далеко.

Так началась та ужасная осень и последовавшая за ней зима, самая страшная в нашей жизни. Я написала Джону, что ее высочество дала мне позволение съездить к нему в Лондон, чтобы поговорить. Ответа я не получила и все пыталась убедить себя, что такие записки, передаваемые из рук в руки, нередко теряются по дороге. Мне не терпелось объяснить ему главное — что в ту ночь Том меня просто изнасиловал.