Девочки были увесистые, за время жизни своей в Белогорье они ощутимо поправились и подросли, а ногами ходить не хотели, хотели на ручки и спать. Пришлось заносить на руках, пока Влад нагло вышел на улицу, словно и не замечая их мук. По лестнице заползли и попадали. Пусть весь мир подождет, Настя устала. Прикорнула на краю кровати, рядом с близняшкой (она снова запуталась, не помнила, кто это был) и уснула.
И снова проснулась от истошного верещания колокольчика. Как хорошо она уже слышала этот дом! Вскочила, забыв, что ночует не в своей спальне, грохнулась на пол, разбудила, конечно, близняшек, тут же хором заоравших, и кота, подскочившего и впившегося коготками ей в ногу, шикнула на них всех разом и помчалась вниз.
Вовремя: Беринг, уже полностью одетый, притопывая, дожидался Ваньку, который, отчаянно зевая, натягивал теплые штаны.
– Куда вы? Снова землетрясение?
– Снова. В деревню, проверить там…
– Погоди пять минут.
Она бросилась в кухню, щелкнув кнопку электрического чайника, достала с полки большой термос, щедро плеснула туда вчерашней заварки из чайника и бросила несколько кусков сахара. Кинула в пакет с десяток пирожков. Залила кипяток из чайника в термос. Все это заняло у нее совсем немного времени.
А Влад действительно ждал, послушал ее, не умчался – и это было странно, но очень приятно. И брови его, поползшие вверх, и улыбка в уголках чуть раскосых глаз заставили Настю покраснеть.
– Мало ли что… – смущенно пролепетала она. – Вы ведь не позавтракали. Не понадобится – так обратно привезете. А если перекусить захотите…
Она совсем сбилась и покраснела отчаянно, хотя, казалось бы, ничего особенного не сделала. Так отчего же Влад смотрит так удивленно и даже восторженно?
– Спасибо, Настенька, – мягко благодарит он, забирая сверток у нее и засовывая в свой рюкзак. – Пригодится, я думаю.
– Ага, не садись на пенек, не ешь пирожок, – хихикнул Ванька. – Нась, дай еще, я по дороге съем.
Уехали мужчины на снегоходе, прихватив с собой даже собаку, отлично устроившуюся между ними. Настя долго в окно смотрела на оставляемый агрегатом снежный столб. А потом позади нее раздался вой:
– А нас дядя Влад не поката-а-ал, а обеща-а-ал!
Началось в деревне утро! Где-то очень взрослые, близняшки порой вели себя как младенцы, пытаясь добиться своего слезами. С Владом это не работало, а вот Ванька и Настя вполне поддавались манипуляциям. Ванька – потому что привык о них заботиться, а Настя просто терпеть не могла слез и визгов. Вот и теперь ей пришлось успокаивать девок и обещать, что дядя Влад обязательно их покатает… Когда? В выходной свой.
Завтрак сегодня был явно на ней, обед тоже – пришлось Насте весь день крутиться как белке в колесе. За Влада она не волновалась, он ведь не первый раз уезжал.
Успела она и с котенком поиграть, и голову вымыть, и волосы заплести, даже платье длинное надела – в последнее время ей очень хотелось этому дому соответствовать. Не в джинсах же постоянно ходить? В платье – оно как-то женственнее получается, а ей уже давно хочется, чтобы Влад заметил в ней не ребенка, а девушку молодую и, между прочим, вполне себе симпатичную.
17. Медведь
Волноваться Настя начала уже ближе к вечеру. За окном темнело, а Влада все не было. Обычно он возвращался засветло. Связи тут нет, она написала ему в месс, но он не читал. А что, если он задержится до утра? А если с ним что-то случилось? А вдруг чужаки какие появятся, а она тут – одна с девчонками. Раньше Настя ничего не боялась, но теперь вздрагивала от каждого шороха, а дом вдруг начал вести себя совершенно нелогично.
Падали вилки и ложки со стола, пару раз девушка запнулась о брошенные на пол тапочки, которых тут никак не могло быть. Скрипели половицы, мигал свет. Словом – когда она услышала шум двигателя за окном (и это явно был не снегоход), сердце у Насти заколотилось. Кто это? Свои? Чужие? Где у Беринга ружьё?
К дому с ужасным ревом подъехала незнакомая машина – большой темный внедорожник армейского образца, судя по слою вековой грязи на нем, не мывшийся с момента производства.
– Девки, быстро наверх и не высовываться! – шикнула она на близняшек, а сама сунула ноги в сапоги и натянула куртку с капюшоном.
Дверь машины распахнулась, оттуда выпрыгнула собака, Камчатка нервно приплясывала и повизгивала, очень грязная, с поджатым хвостом прижимала уши и посекундно на Настю оглядывалась. Следом выполз и Ванька: целый, только слегка испачканный, но ему не привыкать. Слава Всевышнему, один живой. И – свои.
Два здоровенных мужика, не менее грязные, чем Ванька, вытаскивали с заднего сиденья Беринга. Его куртку Настя узнала сразу. Что с ним?
– Хозяйка, тут Влада пришибло слегка , – пробасил один из мужиков – безобразно рыжий и весь в веснушках. – Куда его?
– В баню, – омертвевшими мигом губами ответила Настя и для убедительности махнула рукой.
Зачем в баню? Ах да! Он же сам говорил: “в парилку – лечиться.” Наверное, осмотреть, промыть раны. Там, в бане, воды и места хватит.
Потащили, крякая и охая. Ванька, путаясь под ногами, показывал путь.