Настенька (СИ)

Ладно, потом об этом подумаю. Видимо мой мозг всё-таки ещё не принял произошедшие в моей жизни изменения, новую меня и условия, в которых я теперь пребывала. Что ж поделать, я — нищая и сирота, а ещё подросток и предположительно ведьма. И как всё это принять тридцатипятилетней женщине, начальнику отдела, с двумя высшими образованиями и устоявшимися привычками злобной мегеры? Глядя на колышущееся отражение в воде кадушки бледного и по-детски юного девичьего лица, в моей голове возникал острый когнитивный диссонанс.

К дому Колобова Трифана я подходила нагруженная, словно гужевая повозка. Пройдя мимо злобно скалившегося на меня пса, я бесцеремонно ввалилась в дом старосты и, не спрашивая разрешения, скинула свою поклажу прямо в центре комнаты на деревянный пол.

— Здравствуйте, Трифан Степанович, — с легким поклонов поздоровалась я, стараясь изобразить почтение к представителю местной власти. Староста, всё ж таки.

— И тебе не хворать, — ответил мужичок, с раздражением глядя на два больших тюка, что я свалила в центре комнаты, — С чем пожаловала?

— Вот вещи братьев и отца надумала продавать. Может, что возьмёте на обмен? Сами знаете, мне помощи ждать не от кого, — закончила я многозначительно с нарочитой печалью в голосе.

Жалобные интонации произвели нужное впечатление. И видимо Трифан наконец-таки вспомнил, что он — староста села, а я — бедная сирота, нуждающаяся в помощи.

— Кхм, — крякнул мужчина и, огладив рукой свою немаленькую бороду, подошёл к тюкам и принялся раскладывать их содержимое.

— Денег не дам, — вынес свой вердикт староста, — Могу дать зерна и масло, мяса вяленого могу ещё предложить. Иван, книгу неси!

После последней фразы, адресованной видимо своему старшему сыну, с которым у меня уже было небольшое знакомство, староста принялся тщательно пересчитывать вслух моё имущество, а его сын что-то записывать за ним в огромную книгу, по типу амбарной.

— Три тулупа и три пары сапог, шесть рубах, три больших кожаных ремня и два малых, — называл предметы Колобов старший, — Итого, получается, по мешку зерна за каждую овчину, это два мешка и два кувшина масла, оленины кусок и мешочек соли.

Иван с важным видом старательно скрёб острым металлическим стержнем по берестяной коре, большие и грубо вырезанные кусочки которой и служили страницами в этой огромной амбарной книге.

— Простите, уважаемый, — нахмурилась я, — Вы хотели сказать «три мешка зерна».

Подойдя ближе к столу, за которым сидел старший сын старосты, я нагнулась над его записями. Неровные, странные и пляшущие во все стороны буквы, отдаленно напоминающие русский алфавит, складывались в мудреные путанные слова. Мне потребовалось раз десть пробежать по строчке взглядом, чтобы уловить смысл написанного.

— Здесь написано, что я отдала вам два тулупа, но их три, как и пар сапог тоже, — хмуро посмотрела я на старшего Колобова.

— Однако. И читать научилась, и считать, — негромко усмехнулся староста.

А его сын злобно хмыкнул:

— Не иначе, черти в гробу научили, — зло прищурился он на меня, а затем его взгляд сменился какой-то странной заинтересованностью.

— Ладно, не будем бога гневить, — махнул рукой Трифан, — Ванька, Никитка, снесите ей полагающееся, а то ещё пойдет молва по сёлам, что Колобовы сироту обидели.

Дважды говорить не пришлось. И уже через пятнадцать минут двое сыновей старосты, нагруженные тяжелыми мешками, входили в мою избу. Младший Колобов, быстро скинув с себя поклажу, тут же выскочил на улицу, попутно осенив себя крестным знамением. А вот старший отчего-то медлил уходить.

Иван странным взглядом окинул мой дом, затем перевёл его на меня и долго и в упор разглядывал, отчего мне стало ощутимо не по себе. Видимо, он хотел что-то сказать, но внезапный окрик его младшего брата его становил:

— Вань, не надо, пойдём, — послышалось откуда-то с улицы. На это старший Колобов только хмыкнул, прошипел что-то злобное сквозь зубы и вышел. Я же, после его ухода, бросилась запирать входную дверь на тяжеленный кованный засов.

Что меня так насторожило во взгляде этого парня? И вроде бы не было в нем ничего пугающего. Парень, как парень, ничего особенного. Но я отчего-то знала, что его надо остерегаться. Откуда возникло в моей голове это понимание, я бы ответить не смогла, но почему-то была в этом уверена.

И только сейчас мне пришла в голову светлая идея расспросить своего домового о местных обитателях.

— Ванька? Ванька Колобов — парень дурной, — покачал головой Казимир на мой вопрос о сыновьях старосты, — А вот младший, Никитка, добрый, беззлобный мальчишка. Кстати твоего возраста парень. И характер у него покладистый, тихий.

— В тихом омуте черти водятся, — угрюмо произнесла я.

— Очень может быть, — согласно качнул головой домовик, — Однако за младшим худого я не слыхивал. А вот старший, тот да. В прошлую осень над Дарьиной старшенькой дочерью чуть не снасильничал со своими дружками. Вот как, — многозначительно закончил Казимир.

— А в ту первую ночь, что после моего воскрешения, уж не он ли со своими приятелями ко мне в дом ломились?