Настоящая фанатка. Умертви грех

– Извиниться? – Дув подошёл к пианисту ближе, в нём вдруг зародилось странное чувство, ему вспомнился Людовик, но не как прежде, призраком прошлого, а обходительным мужчиной, каким он был в светском обществе. – Мадмуазель, извиниться я должен только перед вами, за то что не прервал эту, с вашего позволения, игру раньше.

– Мадмуазель? – Женщина сипло рассмеялась, – Каков льстец! И что вы предлагаете, юноша?

– Юноша, – неслышно выдохнул Дув, он себя уже давно чувствовал как повидавший жизнь старик, хотя для окружающих всё так же оставался молод. – Если вы позволите, я бы хотел выступить для вас.

– Прошу прощения! – Губа пианиста оттопырилась так, что с неё начала капать слюна. – Давно ли такие порядки, что всякому с улицы позволено делать всё, что вздумается? С меня довольно! Этого терпеть я не буду!

– И не нужно, освободите место. – Старуха указала Дуву на фортепьяно, – Прошу, усладите наш слух.

– Как нелепо! – Выкрикнул музыкант, но послушно уступил, оставшись стоять в стороне, видно ожидая, что Дув станет посмешищем.

Не обращая на него внимание, Дув занял место пианиста, и только сейчас понял, как давно не прикасался к инструменту. Как давно подушечки его пальцев не ощущали упругую податливость клавиш, как давно он не давал музыке очаровать себя. Всё это было с ним в другой жизни, в той, в которой ему ещё не ведом был вкус человеческой крови. И прежде чем осознать всё до конца, Дув начал играть. Фортепьяно казалось ему необычным, непривычным, но юноша быстро освоился и оценил богатство звучания нового для него инструмента. Он вспомнил все уроки Людовика, все репетиции с Анной, и играл сейчас так, как никогда. Вложил всю свою тоску по тихой и размеренной жизни в замке, по звуку ветра, задувающего в щели меж рамами, по самому вкусному в мире супу и иллюзии неизменности бытия. И когда Дув закончил, он увидел, что все вокруг замерли в восхищении.

Первой зааплодировала старуха, затем она достала крошечный носовой платочек и утёрла им слёзы, стекавшие уже с самого подбородка. Тогда ожили и остальные слушатели, они просили ещё и ещё. Дув продолжал играть почти до рассвета, а затем нескромно поинтересовался, может ли он остаться здесь на день.

– Более того, – старуха жестом подозвала его к себе, а когда вампир подошёл, сжала его руки в своих горячих ладонях, пахнущих парфюмированным мылом и табаком, – Вам просто необходимо здесь остаться! Я прошу вас остаться! Выделите ему комнату, какую хочет. Скажите только, юное дарование, как вас зовут?

Раздумывать Дув не стал, и хоть он ясно помнил своё имя, но теперь только понял, как был прав Людовик, оно ему совершенно не подходит, потому назвался:

– Ричард.

– Ох, Ричард, – повторила старуха, немного исказив имя на французский манер, смягчив и растянув звук “ч” в середине.

***

1806 год

Мадам Мерсие оказалась невероятно щедрым и понимающим инвестором. Очень скоро Дув, а ныне Ричард, давал концерты на всех популярных у парижан площадках. К его странностям быстро привыкли и даже считали очаровательными признаками истинного гения. Поклонники и просто желающие послушать, как они думали, юное дарование, набивали залы битком, даже несмотря на то, что концерты Ричард давал исключительно ночью.

Музыка порой заставляла его забыть о жажде, но всё же когда она возвращалась, то наступала с новой силой. Из-за обретённой известности, вампиру приходилось быть осторожней. Ему казалось, что его преследуют, и если он хоть разок оступится, в Париж явится облачённый в железо инквизитор, и сожжёт город до тла, желая достать одного единственного вампира. Подобных себе Ричард так и не повстречал.

Сегодня вампир вновь позволил себе увлечься и закончил концерт только под самое утро. Времени на охоту не оставалось. Предвкушая мучительные тринадцать часов, вампир закрылся в своей комнате вместе с несколькими графинами вина. Он медленно осел на тахту и вытянул ноги, готовясь. Дверца шкафа позади скрипнула, лёгкие шаги пересекли комнату, и перед Ричардом оказалась женщина небольшого роста, богато одетая, румяная, с едва проклюнувшимися морщинками возле рта.

– Вы кто? – Собственный голос отдался в голове болью.

– Ваша горячая поклонница. Вы себя нехорошо чувствуете, мне позвать кого-то?

Видно было, что гостья уже и сама не рада, что решилась на такую авантюру, но она до последнего надеялась, что музыкант не прогонит её. Ричард же едва справлялся с жаждой, а раскрасневшаяся от смущения кожа манила его теплом…

– Убирайтесь! – Ричард представил, как он объясняться с мадам Мерсие, откуда у него в комнате мёртвая женщина.