Настоящая фантастика – 2010

В сущности, подобная позиция ведет к отказу от анализа текстов АБС как произведений литературы, а не одной лишь общественной мысли. И это очень непродуктивный, а проще говоря, тупиковый ход рассуждений. В советской фантастике не столь уж много писателей первой величины. Тех, кого современники постоянно цитировали, да и потомки не забывают. Тех, кто был кумиром образованной публики и активно участвовал в формировании общественного идеала. Беляев. Ефремов. Булычев. И Стругацкие. Причем последние, наверное, перекрывают всех прочих по своей популярности и интеллектуальному влиянию. Если к ним не прикладывать требований, с которыми подходят к художественным текстам литературоведы, к кому их тогда прикладывать в нашей фантастике?! Или вообще избавить себя от мыслей о том, что фантастическая литература является частью художественной литературы в целом? Забыть о сколько-нибудь серьезном аналитическом подходе к писателям-фантастам именно как к писателям, а не только идеологам и публицистам? В этом нет ни малейшего смысла. Во-вторых, наивно было бы полагать, что голых идей достаточно для завоевания любви и внимания многомиллионной читательской аудитории. Идеи может высказывать кто угодно в каких угодно количествах. Но только тот, кто сумеет подобрать для своего высказывания оптимальную форму, может претендовать на завоевание читательских сердец и умов. Прочих же просто забудут со всеми их идеями… Следовательно, было нечто в творческой манере АБС, способное заворожить советских интеллектуалов. А значит, надо пытаться хоть сколько-нибудь понять те литературные приемы, которыми братья Стругацкие достигли ошеломляющего результата.

Моя статья представляет собой именно такую попытку, предпринятую на материале текстов второго периода в творческой биографии АБС.

Некоторым выдающимся русским писателям, например, Владимиру Владимировичу Набокову, присуща своего рода «шахматность» текстов. Очень хорошо она видна и у братьев Стругацких.

Каждый персонаж у АБС 60-70-х — шахматная фигура, приготовленная для заранее рассчитанной комбинации. Да, у него есть любимые словечки, странности (то милые, то отвратительные), психологические проблемы, легко прочитываются черты его характера — Стругацкие по части психологической прорисовки персонажей превосходили большинство наших фантастов того времени. Но все это требовалось им только для того, чтобы сделать персонажа живым и по-человечески правдоподобным носителем определенной социально-философской функции, а потому самостоятельной ценности не имело. АБС — при том, что они добивались, как уже говорилось, большого психологического правдоподобия, все-таки непсихологичны. Они в гораздо большей степени философы, социологи, но не психологи, нет. Психология в их текстах того периода имеет лишь служебное назначение.

Для Стругацких очень характерно слегка замаскированное под речи и мысли персонажей прямое обращение к читателю. А вот описания мыслей и особенно чувств героев встречаются не столь уж часто. Во всяком случае, до «Хромой судьбы» и «Града обреченного». В подавляющем большинстве случаев они появляются в тексте именно тогда, когда АБС желали прямо или почти прямо обратиться к читателю с некими публицистическими тезисами, коим придана художественная форма.

В повестях того времени персонажи проявлены как люди через слова, поступки, пластику, но не через мысли. АБС не «рассказывали» героя, а заставляли его как бы играть перед камерой, и по этой игре читатель сам составлял о нем впечатление, не задумываясь над тем, что камеру в правильном месте установил тот же коллективный писатель АБС. Размышления персонажей использовались ими в качестве инструмента для ведения диалога авторов с читателем. АБС как будто закрыли доступ во внутренний мир своих героев, и если открывали его, то не в зону переживаний или состояний, а в зону идей.

Более того, когда АБС пытаются отступить от этого правила и заняться «диалектикой души», результат получается отрицательный, поскольку они занимаются в таких случаях чем-то глубоко несвойственным творческой манере. Впрочем, случается это нечасто. В качестве примера можно привести отступление «о любви» от имени Антона в самом начале повести «Попытка к бегству».

А вот случаи, когда персонаж, оттолкнувшись от очередных перипетий сюжета, задумывается над чем-то и выдает читателям своего рода микроэссе на заданную тему, образованной публикой ценились и воспринимались как нечто естественное. Тут хватает позитивных примеров.