Настоящая фантастика – 2011

– Но я хочу апеллировать к вашей логике, уважаемые судьи, – продолжил он. – Юристам, насколько мне известно, логику преподают… Даже современная официальная наука не отрицает принадлежность человека к числу живых существ, населяющих эту планету. А вся биологическая жизнь на Земле, как известно, подразделяется на три царства: растения, грибы и животные. Итак, мы вынуждены причислить человека к одному из этих царств. Поскольку мы не перерабатываем солнечную энергию в хлорофилл подобно растениям и не произрастаем в виде плодовых тел из мицелия, как грибы, зато способны к активному передвижению, как большинство животных, значит, мы – животные. Но последние, в свою очередь, также подразделяются на множество классов. Если оставить в стороне червей, ракушковых, насекомых, паукообразных и им подобных, то остаются рыбы, земноводные, пресмыкающиеся, птицы и млекопитающие…

– Я вас еще раз предупреждаю, – заметил председательствующий, – о недопустимости еретической пропаганды.

– Но, Ваша Честь! Я сейчас не выхожу за рамки утвержденной школьной программы по биологии.

– Ладно. Продолжайте. Только по существу, иначе я вас снова прерву.

– Хорошо, – кивнул Браилов. И затараторил, переходя почти на скороговорку, словно чернокнижник, спешащий произнести заветное заклинание: – Поскольку мы не умеем дышать под водой, не откладываем яиц и не летаем, зато мы теплокровны, живородящи и вскармливаем своих детей молоком, нас логично отнести к последнему классу – к млекопитающим. Класс млекопитающих делится на три подкласса: на первозверей – они самые примитивные, имеют некоторые признаки рептилий и почти все уже вымерли; на сумчатых – ну, к этим, за отсутствием сумок, нас отнести сложно; и на плацентарных или высших зверей. Их отличительный признак – рождение в относительно развитой стадии. Признак этот отличает и людей. Известно более двадцати отрядов плацентарных. Это и грызуны, и рукокрылые, парно- и непарнокопытные… Все они – со своими копытами и рогами – не очень-то похожи на нас. Но есть среди этих отрядов один, несколько семейств которого сходны с человеком буквально по всем параметрам. Вплоть до подверженности одинаковым болезням и дурным привычкам. К примеру, кровь шимпанзе можно переливать человеку без всяких вредных последствий…

– Подсудимый! Вы за кого нас держите? – возмутился Иван Христофорович. – Суду давно понятно, к чему вы клоните. Но если вы полагаете, что мы станем спорить с дарвинистами-эволюционистами, так вынужден вас разочаровать – мы не для этого собрались.

– Но почему?! – в бессильной злобе воскликнул Браилов. – Почему вы, суд, признаете результаты генетических экспертиз при установлении отцовства, но игнорируете результаты аналогичных исследований в качестве доказательства родства человека с приматами? Ведь в геномах наших видов родство записано аршинными буквами! Оно почти стопроцентно!

– Вопросы суду не задаются, – строго одернул его Триединов, – а если у вас есть еще что – говорите. Только, будьте любезны, без этих ваших… обобщений. Извольте говорить о своих родственниках, о наших не надо. И, повторяю, мы не будем спорить ни с вами, ни с вам подобными, мы будем продолжать вас разоблачать.

– Но помилуйте! Взгляните правде в лицо! Достаточно же сходить в зоопарк, посетить там вольер с высшими обезьянами, чтобы визуально, наглядно, так сказать…

Тут поднялся прокурор Славин.

– Довожу до сведения суда, – заявил он, – что в соответствии с Постановлением Святейшего Синода от третьего дня сего месяца упомянутые животные признаны «кощунственной пародией на замысел Творца», а потому изъяты из всех зоопарков страны, с формулировкой: «Дабы не вводить посетителей в грех и во избежание возможных соблазнов».

Зал встретил это заявление аплодисментами. Иван Христофорович кивнул обвинителю и, нахмурившись, обратился к подсудимому:

– Браилов, имейте в виду: по закону я не могу ограничить вас во времени, но всякие попытки излагать обстоятельства, не имеющие отношения к рассматриваемому уголовному делу, будут мной немедленно и жестко пресекаться.

– О чем же мне тогда говорить? – развел руками подсудимый.

Да, Семен Яковлевич, вот так вот, господин профессор, подумала я. Это вам не наивному, доверчивому юношеству мозги засорять. Здесь перед вами аудитория иная – мужи, умудренные опытом и отягченные знаниями, таких логической эквилибристикой не проймешь. Небось перед студиозусами, гоголем ученым хаживая, уверенней себя чувствовали? А стоило вас ухватить покрепче за ушко да вытащить на яркое солнышко, как вся ваша самоуверенность, аки позолота с ложного кумира, и обсыпалась! Спесь, где твое жало? Ересь, где твоя победа?

– А такие слова, как «раскаяние», «покаяние», для вас ничего не значат? – укоризненно шевельнул бровями председательствующий. – Вы же, как-никак, православный. Во всяком случае, по паспорту.

– Ах вот что, – пробормотал Браилов. – Впрочем, чего же я, наивный глупец, ждал? Что ж… тогда мне нечего больше добавить. Нет! Еще одно…