Настоящая фантастика 2015

– Я не думаю. Это мальчик, думаю подросток, ему лет восемнадцать, может быть двадцать, и все время хочет есть. Для растущего организма это нормально. – Забатар раздавил окурок и потащил было новую сигарету из пачки, но остановился. – Вам точно ничего не говорят эти имена? Может быть, Митино, Юрьево? Что за «Чайка»?

Я в который раз пожал плечами. Митино – метро, район Москвы за кольцевой. Юрьево, наверное, где-то там же, недалеко от Сходни.

И тут я разозлился. Вся эта бредятина с голодным солдатом в 41 году под Москвой меня уже достала.

– Чего вы добиваетесь? Я не знаю никого, только одно имя мне знакомо – Юля, мою мать зовут Юлия. И что из этого следует?

– Пока – ничего.

– Вы можете избавить меня от этого Жени?

– Я постараюсь.

– Не надо! Пускай Мухтар старается, вы – профессионал? Дайте таблетку, чтоб он сдох наконец… я хочу спокойной жизни. Не просыпаться от вони портянок, от голода, и не бояться, что однажды врежусь в дерево из-за того, что этому Жене приспичило постучаться через мою голову в наше время. Я не могу его накормить… черт!

– Успокойтесь! – Забатар уперся руками в столешницу и смотрел в упор. – Хотите избавиться, дайте ему выговориться, он ведь не просто так пишет эти письма. Мы что-то уже знаем. Нет таблетки от чужих воспоминаний.

– Если это повторится, дорогой доктор, я приду к вам еще раз, но этот раз будет последним, потому что я набью вам морду. Как профессионалу. Или вы реально мне поможете, или ваши линзы в очках станут контактными.

Меня изрядно колотило. Нервишки.

– Ладно, – Забатар быстро начеркал рецепт, – в регистратуре поставьте печати, пейте 1 таблетку на ночь. Гарантий дать не могу, но хотя бы выспитесь – отдохнете. А на будущее хотите еще гипноз? Чем больше вы узнаете об этом Жене, тем вероятнее, что он скоро покинет вас.

* * *

Я поехал к маме. Ей уже за восемьдесят, перенесла инсульт, говорит, но плохо. Ехать расспрашивать, знает ли она Женю? Тяжко мне на сердце. Пока вел машину по московским пробкам, вдруг остро ощутил боль за этого паренька, который в каждом письме пишет: привезите еды! Что я знаю о войне. Началась в 41‑м кончилась в 45‑м. Наши победили. Подпустили немцев к Москве и поморозили тут. Потом гнали до Берлина, неплохо им надрали жопу под Сталинградом и Курском… Ну, еще ветераны выходят с орденами на улицы 9 Мая. Я их уважаю. Иногда. А иногда ненавижу, когда трясут медальками и корочками и прутся везде без очереди. Вообще-то больше уважаю: даже наклейку на заднее стекло прилепил: «Спасибо деду за победу!» – а георгиевская ленточка на антенне уже истрепалась. Боль перешла в глухое раздражение, как всякий раз, когда я бессилен что-либо изменить.

Кто мне этот Женя? Видал бы я его… хочу спокойно спать. Хочу не думать о том, что меня не касается. У меня бизнес. Я оптовый поставщик продуктов в большую сеть магазинов. Не бедствую, кручусь как белка, а тут этот Женя… Да какого хрена? Раздражение навалилось внезапно. Не оставляло ощущение беспокойства. Будто я взял денег у кого-то и забыл отдать, точнее забыл, у кого взял… или нет, у кого ясно, а вот где этот кто-то и почему он так настойчиво просит отдать должок? Да хрен ему! Пошел он!..

И я, не отрывая руки от руля, правой достал первое письмо, написанное мной сегодня под гипнозом. Тот же круглый почерк. Сидят по избам, вояки, и выходят только за продовольствием! Нормально? Немцы в двух шагах от Москвы, а они еду ищут. Штаны ему рваные дали. Обиделся!

И вдруг меня будто мордой в перец. Зажгло все лицо, я вдавил педаль тормоза, потому что глаза заволокла пелена. Слезы сами собой потекли. А я как малое дитя сидел и вытирал их кулаками. Что со мной?! Сзади гудели, я сквозь вату слышал матюки. Да что со мной? Я с детства, с 15 лет не плакал. Сижу как дурак и истекаю слезами. Не могу вести машину.

Через пять минут отпустило. Я прижался к тротуару. Почему я поехал к маме? Я вдруг вспомнил, что у нее были брат и сестры: Игорь, Люся, Шура – мои тетки и дядька, они уже умерли все. Мама с ними не особенно дружила. Точнее, они с ней. Всякий раз, когда в моем детстве они встречались, расставались в дикой ссоре, припоминая друг другу все обиды. Так что у меня от этих родственников никаких позитивных воспоминаний не осталось.

* * *