Головоломка сложилась. Остались три вопроса: как дядя Женя пролез в мою голову? Как мне отдать ему долг? И в чем этот долг состоит? Что ему нужно? Ведь не есть же он хочет? Молебен заказать? Денег нищим дать или нет, ветеранам? Что?!
Забатар положил последнее письмо.
– Вы знаете, я ведь тоже не сидел сложа руки. Вы понимаете, что хочет ваш дядя?
– Что может хотеть мертвый? Чтоб помнили?
– Ну и этого тоже, но мне кажется, чего-то еще. Я не вижу похоронки.
– А ее нет, – сказал я. – Он без вести пропал.
– А вот это серьезно. Вы видите – он разведчик. Я так думаю, его послали в тыл к немцам или через линию фронта и он не вернулся.
– Значит, погиб.
– Вот и не так. – Психиатр достал сигарету. – Вы не против? – Я махнул рукой.
– Курите.
– Так вот, пропасть без вести не лучше, чем попасть в плен. В общем, это одно и то же. Даже если он потом погиб, на нем остается пятно предателя. Нужно доказательство его честной смерти. А что означает честь, честное имя для мальчика в 42 году. Тогда все было не так, как сейчас. Вы представляете, его совесть все эти годы не успокоится. Вы верите в жизнь после смерти? Жизнь разума, если хотите – души?
– Я уже не знаю, что и думать. Во что верить? – Я действительно пребывал в смятении. Для меня дядя Женя стал тем недостающим звеном, что прорастило в сердце осознание прошедшей шестьдесят лет назад войны. – Что я могу сделать для него? Найти могилу? Нанять экстрасенсов? Следопытов? Перекопать все леса в Ленинградской и Новгородской областях? Как мне вернуть долг?
Забатар положил передо мной бумажку.
– Вам не нужны экстрасенсы, вы сами имеете контакт с вашим дядей. Здесь институт мозга в Пущине, позвоните этому человеку, он как раз занимается подобными случаями.
– И что?
– Мне кажется, у вас может быть шанс самому выяснить все. Ведь одно дело тревожить дух усопших, совсем другое отозваться на зов с той стороны. Вы ничем не рискуете. Поезжайте.
– Это дорого?
– Не надо говорить о деньгах. Если спросят – заплатите, а пока не сказали – помалкивайте.
На голове массивный шлем, как корона с проводами. На ушах наушники времен войны, наверное; перед губами древняя, как телефон Белла, – гарнитура. Лаборант трещит переключателями, что-то гудит, шипит, трещит. Рядом неуловимо схожий с Забатаром спец по мозгу. Мятые халаты относительно белого цвета, запах канифоли и немного медикаментов.
Спец по мозгу остановился перед креслом.
– Вы слыхали о сомнологии?
– Впервые слышу это слово.
– Это наука о сне. Фрейд разделил сны от сновидений. Во всяком случае, в них нет ничего мистического. Однако есть теория, пока не доказанная, что наше сознание – часть общего сознания человечества – сохраняется и после смерти. Академик Вейн создал большую лабораторию, мы тут тоже немножко занимались сном. Особенно нас интересуют случаи, когда людям снятся их умершие родственники. Очень хочется подтвердить теорию. Или как-то объяснить. Ваш случай редкий – увидеть во сне родственника, о существовании которого вы даже не подозревали. И когда коллега Забатар сообщил мне о ваших ярких сновидениях, я предложил попытаться вам помочь. Вы определились, что вы хотите?
– Я хочу знать, что он хочет?
– Кто? – Мозгоправ удивился.
– Женя, мой дядя. Погибший на войне. Я ведь вижу во сне все его глазами.