Федор Ильич присел, подставляя плечо, стал приподниматься, стараясь снять шамана. Замершая у окраины городка толпа дрогнула от крика, охотники поспешили на помощь «дохтору».
– Что же? Что же ты? – приговаривал врач, укладывая шамана на постеленную шкуру. – Нож! Дайте нож!
Испачканные кровью пальцы скользили, когда Федор Ильич пытался разрезать куртку Прошки, зажать рану.
Шаман пошевелился, взглянул на «дохтора» и улыбнулся.
– Хорошо… – прохрипел он. – Хорошо. Ты теперь златой… Ты теперь…
Шаман Прошка угасал на глазах. Видимо, в этот раз второпях промахнулся, зацепил кровяную жилу. Да и старая рана вдруг открылась.
Врач судорожно искал выход, пытаясь выудить из своей памяти приобретенные знания или – черт бы их побрал! – новые способности. Тщетно.
– Ну, давай же! Давай! – в отчаянье он колотил себя кулаком по лбу. – Самое время!
Прошка обмяк на руках охотников, голова откинулась.
Некоторое время Федор Ильич смотрел на него, еще не принимая утрату. А потом вдруг заревел, словно раненый медведь. Заревел так страшно, что охотники попятились, матери подняли на руки заплакавших детей, лица стариков побледнели от ужаса…
Иирээки Эхэ сорвал травинку, разжевал – то, что надо. Теперь если все смешать в определенных долях… Он засунул траву в сумку на поясе, повернул к городку.
Многие уехали, оставив после себя кострища и круги от урасов. Иные остались. Попали в лапы к Иирээки Эхэ – не вырваться. Запретил он больных перевозить, а на тех, кто выступил против, так посмотрел, что кровь в жилах застыла. Люди роптали поначалу, убить даже хотели Иирээки Эхэ – Безумного Медведя. Думали подкараулить спящим и воткнуть нож в самое сердце. Только с тех пор, как сгинула Золотая, как умер шаман Прошка, «дохтор Кранты» совсем не спит. Бродит по лагерю, поит больных отварами, компрессы и примочки ставит, а родственникам строго-настрого наказывает соблюдать «курс лечения».
Федор Ильич обошел больных и вернулся к яме, уселся у потухшего кострища. Пять темных камней, покрытых седым мхом, стояли полукругом, и не понять: были ли здесь древние олонхосуты или привиделось все? Врач закатал правый рукав, почесал предплечье – кожа под золотой «штукой» иногда нестерпимо чесалась. Она сама образовалась на руке на следующий день после…
Что это – Федор Ильич понятия не имел. Пока не имел. Каплевидное плоское украшение, покрытое красивым орнаментом с изумрудами и рубинами. Впрочем, врач сомневался, что это были настоящие камни. Да и какая разница. Целебные вещества в растениях он научился определять на вкус, интуитивно смешивал их меж собой, получая лекарства – первое умение от Золотой. А в перспективе хорошо бы превратить тело в «фабрику» для создания антител. Тогда можно было бы лечить собственной кровью.
Федор Ильич провел пальцами по «штуке», оглянулся.
– Здорово.
– Угу, – шаман кивнул, достал из мешочка на поясе трубку, закурил. – Хорош день, – выпустил струйку дыма в небо.
Федор Ильич улыбнулся:
– Хороший.
Сидит Иирээки Эхэ у ямы, с собой разговаривает. Люди уже привыкли. Главное, жены, мужья, дети на поправку пошли. Теперь стыдно, что убить врача хотели. Но Иирээки Эхэ – новый дух Срединного мира – зла не помнил…
Фэнтези-нуар
Михаил Савеличев
Моб Дик, или Охота Белого кита
– Сопли не жуй, – Камбала замахнулся битой.
Зажали. Ни вправо, ни влево. Между помойными баками. Почему у них всегда получается? Никто не может поймать, только хмыри. Знающие цыкнут сквозь зубы:
– Моб Дик, он все может.
Он не только Цукидзи, все районы подмял. Что ему бродягу отловить да битами отпотчевать?! Но тут закавыка: зачем самому крутому в городе потчевать бомжару битой? Мы и не представлены лично. В глаза Моб Дика не видел. Как и он меня. Но поди ж – зуб имеет. Вот и шлет хмырей. Камбала рад стараться, даром что зенки на одну щеку свернуты. Высмотрел, рыбья кровь.
А меня найти, скажу без скромности, труднее, чем два пальца обмочить. Стучит кто-то. Кто – не соображу. Нет в городе человека, кто что-то обо мне знал. Потому как и сам много чего о себе не знаю. Например, куда сегодня двину. Но Камбала и его стая знают. Потому и ждут там, куда заносит нелегкая.
Защищаться бесполезно. Против биты нет приема. И не сбежать. Ни разу не удавалось. Немочь охватывает. Ноги слабеют. Колени подгибаются. Стоишь, стенку попираешь. От страха в дыхалке ковыряешь. Увидь меня корешки в таком состоянии, не поверят. На улице как? Главное – первым вмазать. Что кулаком, что стаканом. Как в ледяную воду голым задом. Кажется просто, а на самом деле – что мумии помочиться. Что-то нужно в себе сломать. И не раз, не два, после чего легче бить, а потом выяснять, а каждый раз, каждый раз.
Мне хана. Кто-то должен это увидеть – стою и изображаю боксерскую грушу, манекен для ударов, чучело. Как опущенный. И что, если их все ж Моб Дик послал? Моб Дик, конечно, авторитет, но – беспредельщик. А значит, имею право достать перо и завалить одного-двоих.