Настоящая фантастика 2018 [антология]

Они вышли из подвала глубоко за полночь, и девочка опиралась на руку полковника. На лице ее снова красовались очки. Она вполне сносно владела своими новыми глазами, но так хорошо было опираться на руку человека, единственного, родного, своего. Того, кто так правильно разговаривает с ней.

— Умница, малышка, — говорил полковник. — Ты наш будущий герой. Ты истребитель, нет, ты куда лучше истребителя. Ты прототип идеальной машины. Понимаешь?

Девочка понимала. Ее взгляд резал металл, камень, дерево, пластик и бог знает что еще. Устоять перед ним мог только спрессованный под высоким давлением каменный уголь, из которого были сделаны стекла ее очков.

— Строго говоря, в моих очках вовсе не стекло. Да и в глазницах вовсе не глаза! — сказала девочка и рассмеялась, впервые в жизни от радости.

С ней был самый прекрасный, самый добрый человек в мире. Он не даст ее в обиду, и она — о, какое счастье! — она может быть ему полезна.

* * *

Эллина приняла из рук Грега контейнер с осторожностью, с которой берут динамитную шашку или тухлое страусиное яйцо. Или вазу китайской династии Мин. В общем, то, что никак нельзя разбить. Телохранитель командора прижала контейнер к боку и унесла в катер, где голову Н-49 ждало хранилище понадежнее.

— Браво, боец, — проскрипел командор.

Видимо, его голосовой аппарат нуждался в починке. А может, в починке нуждался сам командор. Строго говоря, весь этот мир неплохо было бы починить.

Сели улыбнулась одними губами, давая понять, что разделяет восторг супруга. Грег не сдержал усмешки: улыбка у командорши получилась кисловатая. Пора было козырять и отправляться восвояси, ждать ордена, а то и лычки, чем командор не шутит, пока ветер без камней, но Грега мучил один вопрос. Поколебавшись, он все же решился.

— Господин командор, разрешите обратиться.

— Разрешаю.

— Почему надо было именно эту? Они же одинаковые. Лучи, оптика, крылья — все как одна. По технологии.

— Одинаковые, да не слишком, — возразил командор. — Та, что без номера, — прототип, древность, а наша — последняя, почти не пользованная. Ее на дольше хватит.

— А третья? Та, что Айя? — не отставал Грег.

— А шут ее знает, — махнул рукой командор и, предваряя готовый сорваться с языка Грега вопрос, сказал: — Свободны, лейтенант.

Он отвернулся и пошел к катеру, старый человек, жизни не мыслящий без войны. Вслед за ним мрачной тенью скользнула не умеющая улыбаться женщина. Грег постоял, посмотрел им вслед. Командор и Сели скрылись в темных недрах катера, и задраенный люк блеснул вдруг белым сполохом.

— Айя, — пробормотал Грег. — Кто же ты такая, Айя?

Он вдруг понял, что ему нестерпимо хочется увидеть эту самую Айю. Грег потер лицо, сильно, как будто стирая смутное видение, и пошел к своему катеру, слегка сутулясь и ежась на ледяном ветру.

Михаил Савеличев Железная кровь

Землю теперь населяют железные люди. Не будет

Им передышки ни ночью, ни днем от труда, и от горя,
И от несчастий. Заботы тяжелые боги дадут им.

Гесиод

1. Инженер Мэнни

Я пишу эти записки, когда наверняка уже объявлено о моей трагической кончине в ходе эксперимента по трансфузии. Не знаю, как Гастев, злой гений, Франкенштейн, взращенный мною на погибель всего, что я ценил в жизни, обойдется без предъявления моего тела скорбящим коллегам и товарищам, которые, возможно, захотят проститься с безвременно и трагически погибшим, но уверен — ради подобной малости он не станет меня убивать. Я — важнейшая часть его плана.

А значит, обречен жить, если состояние, в котором пребываю, можно назвать жизнью. Вскрыта грудная клетка, тянутся провода, а самая важная трубка воткнута в печень, дабы продолжать извлекать из тела субстанцию, которой столь неосмотрительно одарил меня Мэнни. Инженер Мэнни, как до сих пор мысленно его называю. Крепкие ремни обхватывают тело, дабы малейшее движение на нарушило работу машин, которые поддерживают во мне условность жизни.

У меня нет сердца, кровь по жилам гонит насос.

Единственное послабление Гастева — подвижность кисти правой руки, которой пишу эти записки. Любезность моего Франкенштейна столь велика, что он соорудил удобную подставку, где крепится пачка листов и карандаш, — удобнее заполнять листы текстом, а затем одним движением откладывать исписанные страницы в подготовленную коробку. Гастев — фанатик НОТ. Увидевший меня оценил бы холодную изощренность научной организации моего последнего труда.