Настоящая фантастика 2018 [антология]

Но если я думал о всем человечестве, ибо мне казалось вопиющей несправедливостью ограничить применение столь удивительного научного открытия исключительно классовыми рамками и сферой революционной борьбы, то именно этого и желал Гастев, к тому времени зарекомендовавший себя опытным бойцом за освобождение рабочего класса. Помимо несомненного поэтического дара, источником вдохновения которого для Гастева являлись фабрика, машины, конвейерное производство, в нем раскрылся незаурядный талант организатора выступлений и стачек, что выдвинуло его в ряды руководства партии. Теперь-то я знаю источник столь быстрого возвышения моего гордого Мефистофеля. Но тогда гнал от себя робкие догадки, ибо, будучи материалистом и марксистом, усматривал в них изрядную долю реакционной метафизики. Что скрывать, острое неприятие моими товарищами эмпириомонизма сделало меня исключительно осторожным в выдвижении каких-либо теорий, ибо меньше всего я желал оказаться в интеллектуальной изоляции. Довольно того, что официальная наука отказывалась меня принимать, почти не заметив изданные за счет автора тома «Тектологии», если не считать пары отзывов в провинциальной печати. Наука партийная, которую я столь страстно желал вооружить самой передовой организационной теорией, устами Ленина повесила на меня всех собак махизма.

Я продолжал трудиться над тектологией, над технологией трансфузии и по обоим направлениям споро продвигался, словно интеллектуальная изоляция, в которой пребывал, создавала идеальные условия для творчества. Я казался себе Пушкиным в период Болдинской осени, несмотря на грозовые события мировой войны, которые предвещали неминуемый крах российских и европейских монархий, а вместе с тем — освобождение пролетариата. Идея пролетарской культуры, вручения фабричным творцам прометеева факела, который и рождает подлинное искусство, не отягощенное буржуазными ценностями, будоражила меня. Только культурная гегемония пролетариата обеспечит построение подлинно социалистического общества. Но попытки решить данную задачу упирались в неожиданное препятствие — неразрешимое противоречие с партийной линией. Школы пролеткульта на Капри, в Париже, Петрограде, Москве громились, саботировались, и самое печальное — не агентами охранки, а теми, кто были моими товарищами по партии. Они прилагали титанические усилия задуть прометеево пламя, из которого должен был возгореться пожар пролеткульта. Я понимал, точнее, был — вполне уверен: революция свершится так, как того жаждали большевики — через перехват власти, диктатуру, кровь, и никому не будет дела до культурных задач. Я катастрофически не успевал в забеге из царства необходимости в царство свободы.

То, что предложил Мефистофель, взращенный доктором Фаустом, при всей условности поэтической метафоры, самому Фаусту не пришло бы в голову, ибо он никогда не рассматривал опыты по трансфузии как способ распространения своих идей. Слишком попахивало это чертовщиной, спиритизмом и прочей теософией. Но Гастев настаивал: трансфузия открывает перед пролетариатом невероятные возможности. Я упоминал о нашей обоюдной способности обмениваться мыслями на расстоянии, с легкостью усваивать огромные объемы научной информации, понимать ее до самых тончайших нюансов и при этом оставаться работоспособными почти круглые сутки. Железное здоровье. Влияние на окружающих, например, филеров, превращаясь для них в уэллсовских «невидимок», способных ускользнуть от любого наблюдения. Гастев продемонстрировал иное. Металл притягивался к его телу, словно плоть стала магнитом. Он легко удерживал на себе домашнюю утварь и даже пудовые гири, а когда я хотел съязвить, что с подобными талантами прямой путь в цирк по стезе Поддубного, Гастев вдруг стал преображать металл. Поначалу я даже не понимал, что происходит. Притянутые к его телу предметы трансформировались, сливались с телом, формировали металлические сочленения, пронизанные человеческой плотью. На моих глазах возник жуткий сплав живого тела и металла. Гастев превращался в то, о чем столь страстно писал в своей поэзии рабочего удара. Он сливался воедино с машиной.

5. Машинизм

Мы не вдавались в подробности, сказав членам рабочего кружка, что необходимы добровольцы для научных экспериментов во имя пролетарской революции. Я нисколько не грешил против истины, ибо все еще не был уверен, что феномен Гастева не есть результат случайности, стечения невероятных событий. Однако дальнейшее превзошло мои робкие ожидания и надежды.