…Жидкое зеркало воды разбилось, сомкнулось над головой. Здесь, под всхлипы выходящего из регулятора воздуха, теряло смысл всё, что ценилось на поверхности.
Море занимало Миру с детства. Пока сверстницы лепили куличики из песка и ловили панамками медуз, она просиживала на берегу, околдованная игрой волн. Как величайшие сокровища, лелеяла влажные, будто лакированные, ракушки, клешни крабов и цветные камешки.
В пять лет она поверяла морю детские секреты. Спустя тридцать приняла как должное, что оно в ответ делится своими.
Она верила, что тайна, открытая эхом войны, дожидалась именно её. На каждого Альстема найдётся свой «Святой Михаил»[7]
, на каждого Годдио – свой Гераклион[8].Глянув на таймер, Волчица едва не присвистнула. Время под водой ускоряло ход. Она почти двадцать минут исследовала намеченный участок – камни в буро-зелёной бахроме водорослей и песчаные проплешины. Ничего не привлекло внимания…
Стоп!
Край глаза уловил стремительное движение. Кроме археологов, в бухте никого. Значит, Костю Шиловского, вопреки плану работ, понесло на другой участок. Мог хоть в первое погружение сделать вид, что работает в команде!
Волчица повернулась и недоумённо выдохнула. Шиловского рядом не было; его силуэт смутно просматривался там, где и должно, – на южном участке.
Значит, показалось.
Среди водорослей мелькнул светлый блик. Обломок мрамора с ладонь размером. Положив рядом нож для сравнения, Мира сфотографировала находку, а затем поднесла к глазам.
Процеженный водой солнечный свет расписал камень охрой и тусклой зеленью. Но на самом деле этот кусок барельефа, как и находки пропавшего дайвера, белее снега. Даже через взвесь видно, что его пощадили водоросли и морские жёлуди. Под слоем песка и глины мрамор мог храниться веками, и если бы не взрыв…
Находка исчезла в сумке. Археологи на верном пути; чем ближе к месту взрыва, тем чаще встречались обломки.
Вскоре подплыл Шиловский, согнул указательный палец в немом вопросе. Мира коснулась притороченной к груди сумки, а потом развела руками – мол, кое-что нашла, а объекта как не было, так и нет. Напарник кивнул.
Они не надеялись обнаружить барельеф с первого захода. На территории чуть не в три гектара так повезти не могло. Однако и без находок Шестопалова видно, что все фрагменты – части одного целого.
Шиловский ткнул себя в грудь, повёл рукой налево: «Плыву туда». И исчез, не дожидаясь ответа.
Стайка хамсы – тёмная на фоне песка и серебристая над водорослями – прянула от человеческой тени под защиту камней. Там, в карликовых джунглях цистозиры, прятался другой обломок, крупнее прежних. Мира с трудом вырвала его из объятий моря.
Компьютер дал знать, что воздуха в баллонах осталось минут на десять.
Напарник выплыл навстречу, и Мира, упрятав находку вместе с илом и водорослями в сумку, подняла большой палец: «Всплываем!»
На берег они вышли одновременно. Погода портилась; волны бросались вдогонку, норовя затащить обратно. За мысом, придавая пейзажу элемент сюра, из воды вороньими гнёздами на ходулях торчали рыбацкие вышки. Забыв, что снаряжение без голосовой связи, Шиловский что-то говорил, рубя ладонью воздух.
Мира выплюнула регулятор и уронила на песок разгрузку. Затем стащила маску, встопорщив коротко остриженные волосы.
Остальной зверинец навстречу не торопился. Вниманием археологов завладели два незнакомых парня. У одного на шее висели ласты. Другой, как пьяный регулировщик, помахивал трубкой.
«Мать твоя каракатица…» – завела глаза Волчица.
Посейдон усмехнулся наперснице с вымпела на палатке: «Ну, заглянули отдыхающие. Первый раз, что ли? Любопытно ведь, что из воды достают. А наблюдать за работой других – рыбой не корми. Тебе ли не знать, девочка?»
Обычно весть о подводных экспедициях «Посейдона» молниеносно облетала побережье. Не то телепатически, не то голубиной почтой. Зеваки приходили к лагерю и – хорошо, если издалека! – следили за археологами. Порой «контакты» с общественностью отнимали уйму рабочего, пригодного для погружений времени. А сколько нервов…
Рядом с кряжистым, точно деревянное идолище, бритым Толей Зыкиным Санька Тихонов смотрелся едва не комично. Футболка с принтом «Посейдона» болталась на нём как на вешалке. Тихоня и по жизни, он не рвался налаживать контакты. Сидел себе в сторонке возле мешка собранного на пляже мусора и кормил хлебом наглющих чаек.
Подкидывая и ловя подводный нож, Мира пошла к гостям. Те как-то резко сдали назад, распрощались и, оглядываясь, двинулись в сторону Трезубца.