– Так было когда-то. Тортильерия понесла большие потери в походе к Южному Архипелагу. Его величество решил не возобновлять её численность. Императорская казна пуста, а разведение и содержание панцеров слишком расточительно. Поскольку завоевательных кампаний более не предвидится, траты на армию значительно сокращены, и в основном за счёт расходов на наиболее дорогостоящую её часть.
Усилием воли тортильер сдержал гнев.
– Пусть так, – сказал он бесстрастно. – Четыре клина всё ещё достаточно, чтобы одолеть многотысячную варварскую орду. Так в чём же дело?
– Клиньев больше нет – дикарки уничтожили их. Тортильер Ридрис убит в бою. Тортилья истреблена. Панцеры мертвы, так же как их наездники. Никто не спасся, все легли там.
Лейвез вскинул голову.
– Как такое могло случиться? Тортильерия непобедима.
Посланец наконец спешился.
– Собирайся, старик, – сказал он негромко. – Очень тебя прошу. Варварки нашли управу на панцеров. Оба города они сожгли и откатились обратно в горы. Молодых и сильных горожан угнали с собой, остальных вырезали. Поголовно, включая младенцев, стариков и находящихся в тягости женщин.
– Убить панцера невозможно, если не застать его врасплох, – неверным голосом пробормотал Лейвез. – Немыслимо. Копьём или стрелой можно достать седока, но не боевого секача, пущенного в атаку.
– Так считалось раньше. Мой младший брат Гореш был среди тех, кого его величество отправил на север, когда оттуда пришли дурные вести. Гореш воочию видел мёртвых панцеров с расколотыми панцирями и размозжёнными головами. Так или иначе, жители северных провинций бросают свои дома и бегут на юг. Дороги забиты беженцами. Некоторые из них издалека видели варварские орды. Очевидцы рассказывают такое… Ты должен выслушать их, тортильер. Император надеется, что твои познания, твой опыт и навыки…
– Довольно, – перебил посланца Лейвез – Мои познания и опыт, надо же. Почему-то до сих пор… – Он осёкся, не закончив фразы. – Ладно, прости. На сборы у меня уйдёт полчаса.
Мужлан умирал, распластанный на горячем камне. Его внутренности, разложенные вокруг в причудливом узоре, уже успели высохнуть и сморщиться. В воздухе витал густой, тяжелый смрад.
Ликха вздохнула. Она узнала мужлана. Подросток, захваченный в плен пару дней назад, в набеге на приграничный заслон. Нападение было внезапным, они даже не потеряли ни одной воительницы, лишь Аркка-пращница сломала ногу. Заслон стоял на отшибе – десяток стариков, едва держащих оружие, да столько же юнцов, толком не понимающих, что с этим оружием делать. Старики все, как один, легли в бою. Юнцы, кто не успел сбежать, забились в погреб. Их вытаскивали оттуда по одному, дрожащих от страха, перемазанных в собственном дерьме. В живых оставили лишь двоих, и то потому, что выглядели они необычно. У одного было шесть пальцев на руке. Мать-предводительница решила, что это знак, и велела оставить шестипалого на осеменение. Воительница с лишним пальцем будет крепче держать копьё, ловчее управляться с ножом или дубиной. У другого были синие глаза, матово-белая кожа и густые, рыжие, как ржа на прохудившемся клинке, волосы.
На камне умирал как раз рыжий. Ликха в набеге не участвовала, ходила в разведку с передовым отрядом. Когда вернулась, ей рассказали, что пленного накормили от пуза и повели на осеменение к колченогой Патме, которая готовила для отряда стряпню. А тот выдернул припрятанную в заднем проходе острую кость и всадил её Патме в горло. Рыжего оттащили, сломали ему руки, выбили зубы, а когда вспороли живот, Патма успела уже помереть. За это казнь мужлану полагалась мучительная.
Рыжий хрипел, его глаза закатились так, что были видны лишь белки, на губах выступила кровавая пена. Ему давно надлежало уже околеть, но старухи знали секреты трав и отваров, продлевающих жизнь. Ликха досадливо покачала головой, шагнула к умирающему. Огляделась украдкой, резким ударом ногой в висок выбила из пленника жизнь и пошагала дальше.
Тем же вечером она вызвалась в ночную разведку. В одиночку – так было быстрее. Во время скитаний по пути из империи домой Ликха выучилась отменно ориентироваться и пытать следы в темноте, лучше любой из соплеменниц. Теперь ей предстояло за ночь одолеть горный перевал и с утра подыскать удобные тропы для набега на юго-восток. Ничего особенного – в подобные вылазки она вызывалась не раз. Если нигде не задержится, то обернётся за день – мать-предводительница обещала ждать…
Камень под ногой предательски дрогнул и ухнул вниз. Ликха успела сгруппироваться – обеими руками в прыжке схватиться за горный выступ, но мокрая от пота ладонь подвела. Разведчица сорвалась и полетела вниз – гора стала стремительно удаляться, словно убегая от неё. В панике Ликха попыталась свернуться в комок, чтобы сломать как можно меньше костей, но не успела, грузно рухнув в темноте на что-то податливое, упругое, прогнувшееся под ней и не забравшее жизнь.