Настоящая фантастика 2019

Лейвез разлепил веки, рывком сел на постели. Птица-пересмех враз деликатно смолкла и принялась чистить перья крючковатым клювом.

– Сам ты дур-рак, – передразнил птицу Лейвез.

Он резко, совсем не по-стариковски, поднялся на ноги. За неполную минуту оделся. Выдернул из-под подушки и подвесил к поясу жалованный покойным императором кинжал с украшенной драгоценными каменьями рукоятью, с которым не расставался, даже укладываясь на ночлег. Пружинисто ступая, будто по-прежнему был юным панцирником-новобранцем, а не разменявшим седьмой десяток отставным тортильером, зашагал к дверям.

– Хор-роший денёк будет, – напутствовала Лейвеза птица-пересмех. – Слава импер-ратору!

Нынешний сопляк-император заслуживал не славы, а повешения, но старый тортильер спорить не стал. Птица принадлежала ещё его покойному деду, прошла через десятки походов и сражений, а потому имела право на собственное мнение.

Лейвез ступил через порог спальни в гостиную, привычно поморщился при виде обветшалых, давно не белённых стен. Прислуги он не держал – скудных средств едва хватало, чтобы не протянуть ноги самому, так что приводить в порядок жилище было некому. Да и незачем: дочерей у вдового тортильера не было, а оба сына не вернулись из похода против островных варваров, который молодой император сдуру затеял пять лет назад.

Лейвез скрежетнул зубами от злости, как бывало всякий раз, стоило вспомнить ту безрассудную авантюру. Архипелаг лежал в сотне дней морского пути от южного побережья. Решение отправить туда тортилью в сезон штормов было безумством. Но сопляк жаждал славы, ему непременно нужно было совершить нечто, от чего отказался десяток предшественников. До островов панцирники не добрались, назад вернулся хорошо если каждый четвёртый, остальных поглотила пучина.

Старик выбрался на крыльцо, с минуту постоял недвижно, глубоко втягивая в себя свежий, хранящий ещё ночную прохладу воздух. Солнце уже выглядывало одним глазком из-за горной гряды, стремительно слабели утренние сумерки, во дворе тянула вверх стебли буйная некошеная сорняк-трава.

Лейвез окинул привычным взглядом окрестности. Засеянную кормовыми растениями равнину, с юга упирающуюся в побережье и обрывающуюся у горных подножий с севера, востока и запада. Полтора десятка невысоких прибрежных холмов. Лепящиеся к их склонам жилища, пожалованные покойным императором особо отличившимся в сражениях ветеранам – панцирникам, тортерам и тортильерам. Некогда жилища именовались виллами, но сейчас назвать так обветшалые, с прохудившимися стенами и крышами постройки не поворачивался язык. Со сменой императорской власти о ветеранах забыли. Казна отказала в выплате содержания. Добрая треть стариков уже перемерла. Остальные доживали свой срок и до сих пор не протянули ноги с голоду лишь потому, что выручал питомник.

Лейвез спустился с крыльца и зашагал к питомнику вниз по склону, по пути приветствуя приложенной к сердцу ладонью спешащих туда же, куда и он, ветеранов.

Ночная смена уже закончила труды – четыре десятка стариков ждали у массивных ворот, врезанных в высоченный, в три человеческих роста, частокол. Мрачные, немногословные, неприхотливые. Отчаянно храбрые, бывалые, видавшие виды воины. Уволенные в отставку и забытые за ненадобностью.

* * *

Поселение догорало. Проложенные паклей и политые огненной водой, постройки запылали быстро, будто пламя таилось где-то внутри них и только и ждало, когда его освободят.

Ликха сидела поодаль, на пригорке, у тлеющего бревна, под кору которого запихала несколько клубней потата. Она уже очистила копье от крови и теперь отдыхала, рассеянно давя на себе блох.

Воительницы бродили по пепелищу, методично добивая раненых. В первую очередь мужланов – увечные мужланы были ни на что не пригодны, только зря жрали мясо да выли по ночам от боли и тоски. То ли дело те, кого сами женщины выхолостили или лишили конечностей. Такие знали, что это может быть только началом, и готовы были на все, лишь бы от тела не отсекли новый кусок.

Риина-дубинщица ловко дробила черепа утыканной острыми камнями палицей. Ликха слышала, как она заливисто смеялась и предлагала товаркам пари, что разобьет очередную башку с первого удара. На пари никто не соглашался – слишком хорошо знали Риину. Она гордо хмыкала, раздувала ноздри и шагала дальше, по пути пиная ногами мертвецов.

Дайна-лучница тащила за собой истошно орущую, упирающуюся бабу. На щеке Дайны алели три свежих царапины – явно не боевые ранения. Ликха понимающе хмыкнула: Дайна, как обычно, пыталась зазвать бабу в племя. Жестами тщилась растолковать, чем женщины отличаются от баб. Имперка, как обычно, не понимала.

Женщины-воительницы были единственно стоящими созданиями в этом мире. Лучшими из всех существ, порождённых на свет. Их предназначением было бесстрашно драться, воевать и гибнуть в сражениях.