Я встретила Тома Хэтауэя на вечеринке, которую устраивала моя подруга Нина Пибл. Нина была моей лучшей подругой, потом какое-то время она вовсе не была мне подругой. Но когда устраивала вечеринку, на которой я встретила Тома, мы снова были подругами. Помню, что в ту ночь я добралась домой и подумала: как хорошо, что мы с Ниной снова подруги. Если бы мы не помирились, то меня не пригласили бы на эту вечеринку, а если бы меня не пригласили, то я не встретила бы мужчину, за которого мне захотелось выйти замуж, и если бы не встретила мужчину, за которого мне захотелось выйти замуж, на этой самой вечеринке, то, вполне вероятно, я бы вообще его никогда не встретила и потратила оставшиеся годы жизни на его поиски.
— Ну, не знаю, — сказала мне Нина на следующий день, когда я позвонила и начала задавать вопросы о Томе.
— А что с ним не так? — спросила я.
— Да нет, все нормально, — ответила Нина.
— В чем дело? Выкладывай, — потребовала я.
— Эта штука с его носом тебя не пугает? — спросила она.
— А что такого с его носом? — спросила я.
— Если ты ничего не заметила, тогда все отлично, — заметила Нина.
— Не заметила чего? — настаивала я.
— Ничего, — огрызнулась Нина. — Я подумаю, что тут можно сделать.
Две недели спустя Том Хэтауэй позвонил мне и пригласил на ужин. Нина все устроила. В самом деле, невозможно представить, как хорошо у нее получаются такие вещи. Она сумела познакомить своего брата Джека с гинекологом, выступавшей в ежедневном шоу «Сегодня» с маленькой лекцией о перименопаузе; шесть месяцев спустя они обручились. В общем, это было очень любезно со стороны Нины, во всяком случае, намного больше того, на что я имела право рассчитывать, учитывая сложную историю наших взаимоотношений.
Я твердо убеждена, что в основе любой успешной женской дружбы лежит вот какая закономерность: кто-то один должен быть девочкой, а другой — мальчиком. Я собиралась подчеркнуть, что такие отношения не имеют ничего общего с лесбиянством, но теперь, когда думаю об этом, мне кажется, что была неправа. В сущности, я ведь говорю о несексуальной версии того же самого согласия, которое мы наблюдаем у лесбиянок, где девочка — это девочка, а мальчик — это мальчик, и обе стороны более-менее счастливы таким положением дел. А вот у меня самое интересное заключается в том, что в одних отношениях я играю роль девочки, а в других — мальчика. С Бонни, например, я всегда девочка — главным образом потому, что она замужем, у нее трое детей и роль девочки ее больше не интересует; и со своей подругой Энджи я тоже девочка — потому что Энджи слишком рассудочна и здравомысляща, чтобы захотеть быть девочкой; а вот с Ниной Пибл я — мальчик. И всегда им была. Для меня было совершенно очевидно, что мне придется быть мальчиком, если мы с Ниной станем друзьями, еще до того как я встретила ее, потому что мне случилось увидеть, что лежит у нее в ящике для белья. В колледже на первом курсе мы с ней должны были жить в одной комнате. К тому времени, как я прибыла вселяться, Нина уже поселилась и умчалась в книжный магазин университетского студенческого городка. А когда я принялась искать место, куда могла бы положить свои вещи, я открыла то, что оказалось ее ящиком для нижнего белья. Моим глазам предстали бесконечные стопки аккуратно сложенных трусиков пастельных цветов, между которыми с любовью были помещены разделители, маленькие шелковые пакетики и крошечные коробочки, в которых один Господь знает что находилось, и я сразу же поняла, что это — женщина, с которой я соперничать не смогу никогда.