Он оказался единственным, кто был на ногах, но далеко не единственным, кто уже не спал: из тех, кто спал на койках, спал только сенатор Брустер. Г лаза остальных были широко открыты. Все они дрожали и тряслись от холода, лица у всех посинели, побледнели и осунулись. Одни следили за Джекстроу, предвкушая кофе, ароматный запах которого уже начал заполнять помещение, другие, словно завороженные, смотрели, как лед на потолке постепенно начал таять и капать тут и там на пол под действием повышающейся температуры, образуя крошечные сталагмиты буквально на глазах. На полу температура ночью была, должно быть, градусов на 40 ниже, чем под потолком.
— С добрым утром, доктор Мейсон! — Мари Ле Гард попыталась улыбнуться, и в этой попытке было что-то вымученное. Да и выглядела она лет на десять старше, чем несколько часов назад. Хотя она была одной из немногих счастливцев, кому достался спальный мешок, эти несколько часов, должно быть, были мучительными для нее: ничто так не изнуряет человека, как неуемная дрожь всю ночь напролет. Сейчас у Мари Ле Гард было лицо старухи.
— Доброе утро, — с улыбкой ответил я. — Как провели первую ночь на новоселье?
— Первую ночь! — Даже несмотря на спальный мешок, я угадал ее движение, когда она обхватила себя руками и втянула голову в плечи. — Молю Бога, чтобы она была последней! Холодное у вас заведение, мистер Мейсон!
— Прошу извинить. В следующий раз будем дежурить и топить плиту всю ночь. — Я указал на капель, падающую с потолка на пол. — Уже стало теплей. Сейчас выпьете горячего кофе, и вам сразу станет лучше.
— Никогда не поверю, что это возможно, — энергично заявила она, но в глазах ее снова засверкали огоньки. Она повернулась к молодой девушке из Германии, занимавшей соседнюю койку. — А вы как себя чувствуете, дорогая?
— Спасибо, мисс Ле Гард, получше. — Она была до смешного благодарна за то, что кто-то обратил на нее внимание. — И ничего не болит.
— Это только так кажется, — весело уверяла ее мисс Ле Гард. — У меня тоже ничего не болит. Это просто оттого, что мы совершенно окоченели от холода... А вы? Как вы спали этой ночью, мисс Денсби-Грегг?
— Спала! Вы очень остроумно выразились.— Мисс Денсби-Грегг кисло улыбнулась.— Как вчера заметил доктор Мейсон, это вам не отель «Ритц»! А кофе, между прочим, пахнет восхитительно. Флеминг, принесите мне чашечку. Будьте добры.
Я быстро подхватил одну из чашек, в которую Джекстроу уже налил кофе, и поднес ее девушке. Она здоровой рукой пыталась расстегнуть молнию на спальном мешке. Ее смущение и замешательство были очевидны, но у меня не было другого выхода: или я сейчас положу конец этим глупым притязаниям, или...
— Лежите, мисс, и не двигайтесь. И выпейте вот это. — Она нерешительно приняла от меня чашку с кофе, а я тем временем повернулся к мисс Денсби-Грегг. — А вы, мисс Денсби-Грегг, надеюсь, не забыли, что у Елены сломана ключица?
Выражение ее лица ясно говорило о том, что она прекрасно все помнит, но она отнюдь не была глупа. Составители колонки сплетен, узнай они об этом, изничтожили бы ее насмерть. В ее кругу следовало внешне придерживаться общепринятых норм, зато с вежливой улыбкой могли даже воткнуть нож между ребер: с вежливой, светской улыбкой все было дозволено.
— Ах, простите! — сказала она нежным голосом. — Конечно, я совсем забыла!
В ее глазах промелькнуло холодное и жестокое выражение, и я понял, что нажил себе врага. Это меня, правда, не беспокоило, но меня раздражала вся эта мелочность, ведь у нас были другие, гораздо более важные предметы для разговора. Но через полминуты мы уже обо всем забыли. Я даже уверен, что забыл и о самой Денсби-Грегг.
Пронзительный крик раздался именно в тот момент, когда я подавал чашку мисс Ле Гард. Возможно, он и не был по-настоящему пронзительным, но в нашем замкнутом, тесном пространстве прозвучал как-то особенно резко и жутко. Мари Ле Гард вздрогнула, и горячее содержимое ее чашки обожгло мне руку.
Я почти не почувствовал боли. Этот крик вырвался из груди Маргарет Росс, молодой стюардессы, и сейчас она, наполовину освободившись из спального мешка, вытянула вперед одну руку, а другую прижала к губам, уставившись на неподвижно распростертую перед ней фигуру. Я оттолкнул ее и опустился на колени.
В этом жестоком холоде трудно было сказать наверняка, но я был почти уверен, что молодой пилот умер еще несколько часов тому назад. Я долго смотрел на него, а когда поднялся, то почувствовал себя стариком, потерпевшим полный крах. Мои руки были такие же холодные, как и руки лежащего передо мной мертвеца. Теперь уже никто не спал, все смотрели на меня, и в их глазах я видел суеверный ужас, какой часто вызывает внезапная и неожиданная смерть у людей, не привыкших к виду смерти. Первым нарушил молчание Джонни Веджеро.
— Он умер, мистер Мейсон? — Его низкий голос прозвучал как-то хрипло. — Эта травма головы... — Он беспомощно умолк.
— Насколько я могу судить, кровоизлияние в мозг, — спокойно сказал я.