Настоящая партнерша

Но я сказал неправду. Я не испытывал и тени сомнения относительно причины его смерти. Убийство! Парень был задушен, безжалостно и хладнокровно. Лежа без сознания, тяжело раненный и беспомощный в своем закрепленном ремнями спальном мешке, он был задушен с такой же легкостью, с какой можно задушить младенца.

Мы похоронили его на плато, менее чем в пятидесяти ярдах от того места, где его настигла смерть. Жуткая и мрачная же они знают, что мы себя чувствуем здесь как дома, так чего им беспокоиться?

— Так что же нам в таком случае делать? — сварливо спросил Солли Ливии. — Помереть с голоду или топать пешком?

— Прекрасно сказано, — загремел сенатор Брустер. — Можно сказать, самая суть, и изложенная в самой сжатой форме. Предлагаю учредить маленькую комиссию для изучения наших возможностей.

— Здесь вам не Вашингтон, сенатор, — заметил я. — А кроме того, у нас уже есть комиссия; мистер Лондон, мистер Нильсен и я.

— Вот как? — Видимо, это выражение было у сенатора любимым. — Смею, однако, вам напомнить, что мы лично заинтересованы в этом деле!

— Вряд ли я это забуду, — сухо ответил я. — Послушайте, сенатор, если бы вы попали в шторм и вас подобрал корабль, вы решились бы советовать капитану, что нужно предпринять, чтобы не погибнуть?

— При чем тут шторм? — Сенатор Брустер презрительно раздул щеки. — И тут вам не корабль...

— Помолчите лучше! — Это сказал Коразини, сказал спокойно и жестко, и я вдруг понял, почему он достиг верхней ступеньки большого бизнеса, несмотря на все трудности и конкуренцию. — Доктор Мейсон совершенно прав. Здесь они хозяева, так что им мы и должны доверить наши жизни. Как я понимаю, доктор Мейсон, вы уже приняли решение?

— Еще вчера. Джесс... точнее, мистер Лондон останется здесь до возвращения наших. У него будет пищи на три недели. Мы же забираем все остальное продовольствие и завтра трогаемся в путь.

— А почему не сегодня?

— Потому что наш тягач еще не готов для зимнего перехода, да еще с десятью пассажирами. Он еще в том виде, в каком был, когда мы привезли его сюда с побережья. У нас есть к нему деревянные стенки и крыша, плюс раскладушки и портативная плита. Чтобы все это приладить, понадобится несколько часов.

— Сейчас же и приступим?

— В ближайшее время. Сначала позаботимся о ваших вещах. Сейчас вернемся к самолету и доставим их сюда.

— Слава Богу, наконец-то! — сказала мисс Денсби-Грегг. — А я уже думала, что никогда не получу свои вещи.

— Получите! — ответил я. — Но частично, конечно.

— Что вы хотите этим сказать? — подозрительно спросила она.

— А то, что вы возьмете только самые необходимые вещи, которые сможете надеть на себя. Можете еще прихватить с собой небольшой портфельчик с ценностями, если они у вас есть. Остальное придется бросить. Мы ведь отправляемся не в увеселительное путешествие. Да и места на тягаче все равно не хватит.

— Да, но мои вещи стоят сотни фунтов! — возразила она, вспыхнув от гнева. — Да что там сотни! Тысячи! Одно мое валенсийское платье стоит пятьсот фунтов, не говоря уже о...

—- А во сколько вы оцениваете свою жизнь? с усмешкой спросил Веджеро. — Или вы предпочитаете, чтобы мы бросили вас и спасли ваше платье? А еще лучше, натяните его на себя поверх всего остального. Пусть знают, как модно одетая дама покидает Арктику!

— Очень смешно! — Она смерила его ледяным взглядом.

— Ну, разумеется, мадам, — согласился он, — очень смешно. — Он повернулся ко мне. — Я могу быть вам чем-нибудь полезен?

— Нет-нет, Джонни, ты никуда не пойдешь! — Солли Ливии даже вскочил от волнения. — На этом льду стоит одни раз поскользнуться, и...

Спокойно, спокойно! — Веджеро потрепал его по плечу. — Я буду очень осторожен, Солли. Ну, так что вы скажете, док?

— Спасибо. А вы с нами, мистер Коразини? — Я увидел, что он уже надевает парку.

— С радостью. Не сидеть же здесь целый день!

— Но ваши раны на голове и руках еще не зажили. Вам будет чертовски больно, как только вы выйдете на этот холод.

— Все равно надо привыкать. Поэтому чем раньше это произойдет, тем лучше. Показывайте дорогу!

Самолет, выглядевший на снегу как большая раненая птица, смутно темнел в сумрачном свете дня на расстоянии семисот или восьмисот ярдов к северо-востоку от нас. Трудно сказать, сколько раз нам придется ходить туда. С другой стороны, пройдет еще час или два, и этот, с позволения сказать, дневной свет померкнет, и тогда какой смысл повторять в темноте тот зигзагообразный путь, который мы вынуждены были проделать прошлой ночью? Поэтому с помощью Веджеро и Коразини я проложил прямой путь к самолету, расставив через каждые пять ярдов бамбуковые указатели. Некоторые из них мы взяли из туннеля, но в основном использовали те, которыми отмечали дорогу к самолету прошлой ночью.