Кончилось все внезапно, так же, как и началось. Вновь слышал я спокойный, ровный гул мотора, стрелки приборов заняли свои места, часы вновь отсчитывали секунды, та же высота, тот же курс, те же самые горы под крылом.
— Четыре минуты, параметры в норме, — доложил Рудольф глухим, чужим голосом. В показаниях приборов никаких изменений не было, мы все же ощутили то, чего нельзя было увидеть глазами, но что с нами произошло, никто понять не мог. Мы продолжали полет по намеченной заранее схеме, ничего иного придумать мы не могли. Когда очередной этап работы был выполнен, и пора было возвращаться, я лег на обратный курс, и начал снижаться.
— Сережа, правее доверни! — сказал Николай Иванович, — еще правее, снижайся! Там, внизу, какие-то люди!
Теперь и я увидел людей, раньше, сколько бы ни летали над долиной, никогда еще никого не видели, долина была мертва, и тут вдруг, люди! С высоты было трудно их рассмотреть, но то, что они не были членами пропавшей экспедиции, было понятно и так. Их было трое, они стояли на склоне холма, и смотрели на самолет.
— Что будем делать, ребята? — спросил я.
— Снижайся, будем садиться, — ответил Николай Иванович, — там левее, есть площадка, куда мы в прошлом году экспедицию высаживали, видишь?
— Вижу, — ответил я.
— Тогда заходи на посадку!
Посадка в долине не была предусмотрена программой исследований. Но, во-первых, никто не рассчитывал на то, что мы можем увидеть людей, а во-вторых, то, что могло произойти с нами в этом полете, вероятно, уже произошло. Посадка и контакт с людьми, возможно, смогут прояснить ситуацию, а возможно, это будет последняя глупость в нашей жизни. Мы сели.
Люди спокойно, не спеша приближались к нам, когда они подошли поближе, мы увидели, что они вооружены, у каждого на боку висел тяжелый меч. Это были рослые, светловолосые, бородатые мужчины. Головы их были не покрыты, одежда состояла их рубашек, расшитых узорами, и полотняных штанов. Если их намерения были враждебны, то мы не могли ничего им противопоставить, оружия у нас не было. Но шли они спокойно, уверенно, не прикасаясь к рукояткам мечей, и мы надеялись, что все еще может закончиться для нас благополучно.
Подойдя совсем близко к нам, они поклонились самолету, вероятно принимая его за некое божество, затем тот, который казался старше всех, поднял руку, и произнес:
— Светлоокие сванги, потомки птиц, приветствуют вас, пришедшие с небес!
Он говорил на языке старухи Изель. Николай Иванович, знакомый с обычаями свангов по ее рассказам, выступил вперед, и ответил:
— Привет и вам, светлоокие сванги, потомки птиц, с добром и миром пришли мы на вашу землю.
Сванг подошел к нам вплотную, развязал, висевшую у пояса торбу, и достал оттуда хлеб, он отломил кусок, положил его в рот, и протянул нам остальное. Николай Иванович, тоже отломил кусок хлеба и съел его, отдав остальное нам. Мы проделали то же самое, и вернули оставшийся хлеб свангу.
— Разделивший со свангами еду становится братом нашему народу! Идемте с нами, братья, сегодня у свангов праздник, они чествуют Богов неба! Вас, братьев, пришедших с небес, приглашаем мы на праздник Богов!
У нас просто не было другого выхода, как последовать за ними. Я оглянулся на самолет. Старший сванг посмотрел на меня, и сказал:
— Не беспокойтесь о железной птице, Боги будут охранять ее.
Мне казалось странным то, что люди, не видевшие, вероятно, никогда ранее самолета, не были удивлены его появлению. Позже выяснилось, что сванги, называющие себя потомками птиц, с уважением относились ко всем летательным аппаратам, считая их своими предками, а людей, прилетевших в них, братьями. Не каждому первому встречному предложат эти гордые, свободные люди разделить с ними еду!
— Люди, прилетевшие на железной птице, не могут принести свангам зла, — говорили они.
Я с грустью подумал о том, что они не знали, и не могли знать о тех железных птицах, которые несут зло и беды народам в своих бомболюках, которые сжигают, разрушают села и города, сея повсюду горе и смерть. Дай Бог, чтобы они никогда этого не узнали.
Когда мы, в сопровождении свангов, прибыли в селение, праздник был в полном разгаре. На огромном вертеле, на догорающих углях костра жарилась туша большого жертвенного быка. Люди, крутившиеся вокруг, поливали мясо маслом, посыпая различными пряностями. Жрец, по-видимому, старший их троих жрецов, одетый в плащ голубого цвета, воздымал руки к небу, обращаясь с молитвой к Богам. Девушки и юноши пели песни, водили хороводы, и прыгали через костры, разведенные здесь же, поблизости. Везде царило веселье, и радость была написана на лицах людей.