Такое избегание начинается с понимания природы военной мощи и её применения. Это становится абсолютно необходимым в таких случаях, как разгром армии Саддама Хусейна коалицией во главе с Вооружёнными силами США в 1991 году. Если какие–либо уроки битвы при Лепанто в тактическом и оперативном смыслах неприменимы к битве при Мидуэе или Фолклендской войне из–за огромного технологического отставания, то то же самое можно сказать и об “уроках” Первой войны в Персидском заливе, которая, как правило, сводилась к перестрелке с турцией огромной недостаточно обученной иракской армии, у которой не было ни действующих военно–воздушных сил, ни даже отдалённо способной противовоздушной обороны, о которой можно было бы говорить. Фактически, любые уроки той войны могли оказать и, по сути, оказали пагубное влияние на душевное состояние многих западных гражданских и военных лидеров. Высокомерие и грубая неправильная интерпретация результатов имели место, несмотря на то, что многие профессионалы подробно описывали резкое отсутствие боеспособности иракской армии, начиная от низкого качества руководителей и персонала, чрезмерной централизации командования, отсутствия способности к стратегической оценке, отсутствия современных средств управления боем, не говоря уже о вопиющей технологической неполноценности.9 Как отметил один наблюдатель:
Коалиция использовала превосходство во всех аспектах наведения на цель, сбора и распространения разведданных, интеграции общевойсковых и многопрофильных сил, а также ведения боевых действий в ночное время и в любую погоду для достижения нового темпа операций, намного превосходящего иракский.10
Если из этой войны следовало извлечь какие–либо истинные стратегические уроки, то они, должно быть, заключались в проявлении крайней осторожности при демонстрации опыта борьбы с врагом, который следует использовать в качестве примера того, как не следует вести войну в любой военной академии. Как отметил Энтони Кордесман:
Будущие враги вряд ли будут ждать, пока США и другие государства развернут свои силы для проецирования силы, и существует явная необходимость в разработке более совершенных форм стратегической мобильности, предварительного позиционирования и оперативной совместимости. Ирак не использовал ограниченные возможности Запада по быстрому развертыванию силовых подразделений, но нет сомнений в том, что прошло несколько месяцев, прежде чем США смогли развернуть достаточно тяжелых сухопутных войск для обеспечения передовой обороны Саудовской Аравии, и ещё несколько месяцев прошло, прежде чем США смогли развернуть достаточно крупные сухопутные силы для освобождения Кувейта.11
В этом заявлении Кордесман неявно раскрывает основные причины недавнего появления многих псевдовоенных и псевдоисторических интеллектуальных конструкций, которые варьируются от уже обсуждавшейся здесь Ловушки Фукидида. к совершенно причудливым концепциям, таким как
Война толерантности — это попытка отбросить линии сопротивления, прощупать слабые места, отстаивать права в одностороннем порядке, нарушать правила, устанавливать новые факты на местах, лишать других инициативы и получать систематическое преимущество над колеблющимися оппонентами. Это, в частности, использует слабости западных демократий, чьи инстинкты государственного управления были умерены геополитическими неудачами за рубежом и ограничениями, налагаемыми внутренним мнением на международное развертывание сил жёсткой силы. Это становится излюбленной стратегией для тех стран, которые не могут легко бросить симметричный вызов своим крупнейшим конкурентам.12
Почему доктор Чипман решил, что это описание классического конфликта и войны, которое существует с зарождения человечества и всегда основано либо на эксплуатации слабостей противника, либо на создании условий для такой эксплуатации, заслуживает нового названия, остаётся процессом в первую очередь среди западных политических “ученых", которые не в состоянии осознать, как военная мощь формирует геополитическую реальность. Это те же самые “ученые”, такие как Марк Галеотти, которые придумали ещё один симулякр